13 мая 2009 года Президент России подписал новую Стратегию национальной безопасности до 2012 года. Редакция журнала «Новый оборонный заказ. Стратегии» решила перечитать данный документ вместе с экспертом Центра стратегических разработок «Северо-Запад» и ЦНИИ АИ, президентом Общественной организации работников науки и культуры «Энциклопедия» Сергеем Переслегиным.
– Такая формулировка растиражировалась практически всеми электронными СМИ. В действительности же документ утвержден Указом Президента РФ №537 от 12 мая 2009 года (эта разница, конечно, непринципиальна) и представляет собой Стратегию национальной безопасности РФ до 2020 года (а вот эта разница, согласитесь, принципиальна). Представляется, что СМИ и общественное мнение угадали правильно: это сугубо временный рабочий документ.
Дело в том, что стратегия 1997 года устарела полностью и не может рассматриваться в качестве документа, интегрирующего усилия страны в области национальной безопасности. Между тем в связи с развитием мирового экономического кризиса 2008-2009 гг. в мире сложилась весьма взрывоопасная и неустойчивая ситуация. Летом 2008 года Россия была вовлечена в вооруженный конфликт на ее южной границе. Были основания полагать, что в период между 2010 и 2013 годами РФ может быть втянута в одну или даже несколько серьезных войн – прежде всего в Арктике и на Дальнем Востоке. Эта угроза сейчас несколько потеряла свою актуальность, но отнюдь не сошла на нет. В период же от января до мая 2009 года, то есть тогда, когда собственно и шла разработка новой Стратегии, риски были очень велики. По моим оценкам, угроза войны была в тот момент сравнима с эпохой Карибского кризиса.
Причем речь шла о войне нового типа. Столкновение России и США за ресурсы Арктики и возможно Сибири отнюдь не приняло бы характер глобальной войны, тем более глобальной термоядерной войны. В 1970-е годы было сказано, что на такую войну никто не даст денег, поскольку она никогда не окупится. Сегодня это тем более верно. Но ведь и локальной региональной войной она тоже бы не стала – тому порукой глобальный характер США как мировой державы и претензии России на аналогичную роль. Пришлось бы придумать новое название. К примеру, «глобальный пограничный конфликт с ограниченными целями».
Вступать в период явственной угрозы военной конфронтации, да еще возможно на нескольких фронтах, имея в качестве основы национальной стратегии документ, относящийся к предыдущей эпохе, было нельзя. Быстро создать стратегию, адекватную не только сегодняшним, но и завтрашним вызовам и угрозам, было нереально. В этих условиях нужно было быстро принять сколько-нибудь адекватную рабочую стратегию на два-три критических года. А там уже разбираться с ее «противоречивостью» и «неадекватностью».
Заметим, что свою роль «Стратегия от 13 мая» уже сыграла. Именно во второй половине мая в политике США наметился явный отход от политики выхода из кризиса за счет ограниченной, но крупномасштабной войны. Свою роль в этом сыграли и Президент РФ, и российский премьер, и празднование 9-го мая (воздушный парад Россия/СССР устраивают не каждый год, а только если угроза войны становится ощутимой), и позиция СМИ, которые не только озвучили саму угрозу, но и донесли до российского и американского читателя всю тщетность надежды на то, что война с Россией может быть ограничена какими-то рамками, хотя бы даже – рамками здравого смысла. Но и роль своевременного принятия важного доктринального документа, формулирующего образ действий РФ в области национальной безопасности, также не стоит преуменьшать.
Так что перед нами не долгосрочная стратегия, а рабочий документ, который сам по себе является инструментом информационной войны. Так его и надо рассматривать.
– Насколько, на Ваш взгляд, данный документ отличается от предыдущей Стратегии, принятой еще в 1997 году? В чем, на Ваш взгляд, заключена главная задача данного документа?
– Я попытался составить список различий между двумя документами, но быстро прекратил эту работу. Они практически во всех отношениях разные.
Например, в старом документе национальная безопасность понимается как безопасность «многонационального народа», а в новой – как состояние защищенности личности общества и государства, территориальная целост-ность и устойчивое развитие РФ, оборона и безопасность государства. Точно так же «национальные интересы» в старой концепции строятся «от общества», в новой – «от государства». То есть изменился субъект.
Хорошо это или плохо – большой вопрос. Но не подлежит сомнению, что концепция 1997 года разработана для нестабильного, быстро меняющегося, кризисного постреволюционного социума, в то время как стратегия 2009 года исходит из потребностей устойчивого, жестко структурированного (и не только по «вертикали власти», но и по «инфраструктурным горизонталям») общества.
Строго говоря, документ 1997 года вообще не является стратегией. Он создавался в то время, когда еще жива была память о фразе российского министра иностранных дел: «У России в мире нет врагов», и был ориентирован на сотрудничество. Документ 2009 года стратегией является (можно спорить, хорошей или плохой, адекватной или неадекватной). Ориентирован он если и не прямо на конфронтацию, то во всяком случае на конкуренцию.
Основная проблема состоит в том, что военные и политики всегда готовятся к предыдущим конфликтам.
Стратегия 1997 года – нонсенс. Грустно, что такой документ вообще появился на свет и был утвержден высшим политическим руководством страны. «Стратегия 2009 года», напротив, является вполне адекватным документом. Для мира 1997 года. То есть 12 лет мы жили совсем без стратегии, а теперь живем со стратегией, устаревшей на 12 лет в момент ее подписания. Это, конечно, большой прогресс, но очень хочется большего.
«Развитие мира идет по пути глобализации всех сфер международной жизни, которая отличается высоким динамизмом и взаимозависимостью событий. Между государствами обострились противоречия, связанные с неравномерностью развития в результате глобализационных процессов, углублением разрыва между уровнями благосостояния стран. Ценности и модели развития стали предметом глобальной конкуренции. Возросла уязвимость всех членов международного сообщества перед лицом новых вызовов и угроз».
Это преамбула документа 2009 года. Десять лет назад это был бы смелый прогноз Будущего, пригодный для стратегического проектирования. Сегодня это констатация Настоящего, а частично и Прошлого, пригодная для парирования текущих, а не перспективных угроз.
Документ 2009 года устарел еще до того, как он был подписан, что дает нам дополнительное основание считать его сугубо рабочим текстом.
Что касается главной задачи этого документа, то я их вижу несколько:
• Снижение уровня военной угрозы, прежде всего в Арктике, путем демонстрации того, что Россия понимает эту угрозу и принимает меры к ее отражению. Очень важно прямое именование Арктики и Прикаспия в документе: «Внимание международной политики на долгосрочную перспективу будет сосредоточено на обладании источниками энергоресурсов, в том числе на Ближнем Востоке, на шельфе Баренцева моря и в других районах Арктики, в бассейне Каспийского моря и в Центральной Азии».
• Смена субъекта стратегирования от «общества» к «государству», что соответствует политическим императивам В. Путина и Д. Медведева. Практически речь идет о восстановлении «вертикали власти» в важнейшей области стратегического планирования. Формирование вменяемой, более или менее отвечающей текущему положению дел и современным угрозам основы для стратегического планирования.
• Создание адекватного рабочего документа, пригодного для проектирования национальной безопасности в критический период 2010-2012 года.
• Создание приемлемого базиса для проработки «продвинутой», то есть ориентированной в будущее стратегии национальной безопасности в 2012 году.
• Декларирование инновационного пути развития России и важности инновационного развития для ее национальной безопасности.
– Как в практическом русле можно обозначить решение проблем военной безопасности страны, в том числе переоснащение Вооруженных сил России и кадровые резервы?
– А представленный документ, что бы там ни говорили эксперты о его «противоречивости» и «декларативности», достаточно конкретен. Технология стратегического планирования слабо изменилась со времен Сунь-Цзы.
Прежде всего определяются понятия «национальной безопасности», «национальных интересов» и «национальных целей». Это сделано в отношении «интересов и безопасности», а «национальные цели», понятно, никто не будет озвучивать в открытом документе. Впрочем, при минимальном интеллектуальном напряжении нетрудно понять, что имеется в виду.
Затем прописывается онтология (картина мира, в данном случае – в военно-политическом и экономическом аспектах) и перечисляются угрозы и вызовы. Это также сделано, хотя, на мой взгляд, описан мир не конца, а в лучшем случае начала 2000-х годов, и именно этому времени соответствуют выделенные угрозы.
Взаимодействие целей, с одной стороны, и угроз, с другой, создает систему базовых противоречий, разрешением которой является национальная стратегия, понимаемая здесь как взаимоувязанная система частных стратегий. На мой взгляд, документ дефициентен в отношении ряда важных угроз следующего десятилетия, поэтому система частных стратегий неполна. Но на уровне рабочего документа и горизонта до 2012 года все обстоит терпимо. Признается, что Россия не готова к крупной войне, поэтому предотвращение такой войны является важнейшей задачей. Поэтому в политической области речь идет о поддержании и реконструировании формальных и неформальных союзов, в которые входит Россия.
Обозначен противник – блок НАТО (с некоторыми оговорками относительно его продвижения на восток, впрочем, оговорки в тексте присутствуют не везде). Обозначены конфликтные регионы: Арктика, Прикаспий, Центральная Азия, Азиатско-Тихоокеанский регион.
Признается, что нужна коренная модернизация армии. Следовательно, экономика должна развиваться инновационно. В условиях глобализации и демографического сжатия (на горизонте до 2012 года) необходимо ставить задачи повышения уровня и качества жизни, что, в частности, подразумевает восстановление и переформатирование системы здравоохранения.
Указывается (при всех оговорках относительно «международного сотрудничества», «уничтожения оружия массового поражения», «безъядерного мира») необходимость поддержания паритета с США, причем «на наименее затратном уровне». Понятно, что такой паритет может быть получен только за счет развития российских ядерных вооружений, как в качественном, так и в количественном отношении.
– Стратегия определяется в документе, как «официально признанная система стратегических приоритетов, целей и мер в области внутренней и внешней политики, определяющих состояние национальной безопасности и уровень устойчивого развития государства на долгосрочную перспективу». А как бы вы обозначили современные приоритеты национальной безопасности России?
– Всяк кулик, как известно, свое болото хвалит. Поэтому для меня главной угрозой безопасности РФ является постиндустриальная катастрофа с последующим глобальным упрощением мира и его откатом на ранний индустриальный уровень, что обычно называют «новой феодализацией». Такая катастрофа полиморфна: она может стать следствием крупной войны, которую не удалось удержать в соответ-ствующих границах, массированного энергетического кризиса, нарастающих «человеческих течений» и вызванного ими краха идентичностей, что неминуемо приведет к кризису современной государ-ственности, неуправляемых возрастных конфликтах (детские войны), разрушению сначала образования, а затем опосредованно глобальных сетей и т.д.
По моей оценке в 2001 году мир прошел «точку невозвращения» (разрушение «башен-близнецов» – тот самый условный «реперный факт», по которому историки будущего проведут границу фаз развития), а экономический кризис 2008 года свидетельствует о том, что человечество вступило в полосу неустойчивости – осциллирующего развития на фоне общего нисходящего тренда.
В этой ситуации – основной приоритет национальной безопасности России – прорывное, предельно неустойчивое развитие в области энергетики, «новых технологий» (нано-, био-, инфо- технологии, технологии природопользования). В военной области – разработка моделей «войны без войны», «тумана войны», «ограниченного глобального ядерного конфликта», «глобальной геокультурной войны». О подробностях в открытом документе умолчу.
– Как вы расцениваете исключение из списка стратегических некоторых предприятий ОПК, возможна ли корректировка данного перечня в дальнейшем и если да, то в какую сторону?
– Документ носит тактический характер, следовательно, сегодня эти предприятия по тем или иным причинам не могут быть использованы. Завтра ситуация может измениться. Сама постановка задачи не совсем точна: в одной «рамке» или «логике» все предприятия стратегические, в другой – без любого можно обойтись. Скорее, вопрос в том, с какими предприятиями и на каких условиях предпочитает работать Министерство обороны как Заказчик? Это вопрос частной стратегии, а не доктрины, увязывающей между собой частные стратегии.
– На Ваш взгляд, государственная помощь предприятиям ОПК оказывается в должном объеме?
– Хотелось бы расширить понятие «помощи». В большинстве случаев речь должна идти не о финансировании, а о таком изменении нормативно-правового поля, при котором эти предприятия становятся рентабельными. И надо сказать, что в «Стратегии…» эта задача ставится. Кроме этого, нужно решить проблему тарифообразования: для того чтобы изготовить образец военной техники, атомный реактор или даже литр нефти, предназначенной для продажи в Европу (то есть добытой, переработанной, очищенной и доставленной потребителю), требуются усилия многих структур. При этом чистая прибыль возникает только на последнем шаге. Как распределить ее по всей технологической цепочке»? Рынок здесь или вообще не работает, или работает плохо. Нужен механизм правильного обсчета внутренней тарификации внутри цепочки. А его пока нет.
Что же касается государства, то самое разумное, что оно может сделать, это списать «здоровым» предприятиям ОПК налоговые задолженности, накопленные в 1990-е годы, между прочим, не без вины самого государства в образовании этих задолженностей.
