Новый оборонный заказ. Стратегии
Новый оборонный заказ. Стратегии
РУС |  ENG
Новый оборонный заказ. Стратегии

Технология? Политика? История? Что определяет облик современной армии

С начала 1990-х перед каждым новым министром обороны Российской Федерации ставилась задача реформирования российской армии и создания частей постоянной готовности, способных в течение одного-двух часов приступить к ведению боевых действий. И вот 1 декабря 2009 г. министр обороны Анатолий Сердюков направил Верховному главнокомандующему Вооружёнными Силами РФ Дмитрию Медведеву доклад, в котором сообщил о ходе выполнения задач, поставленных перед Министерством обороны по приданию Вооружённым Силам нового перспективного облика.

Согласно официально распространённой информации, новая система боевой готовности позволяет в течение часа после объявления тревоги перебрасывать любой батальон или бригаду в район боевых действий вместе со всей штатной техникой, без доукомплектования резервистами, не дожидаясь подвоза со складов боеприпасов, горючего, продовольствия и т. д. Все три вида Вооружённых Сил – Сухопутные войска, ВВС и ВМФ – полностью сменили оргштатную структуру. Был сокращён и мобилизационный резерв Сухопутных войск. Вместо сотен частей неполного состава создаются 60 баз хранения военной техники, на основе которых за счёт резервистов будут развёртываться новые бригады в случае войны или мобилизации.

«Новая» армия – «старый» призыв?

Мероприятия по приданию Вооружённым Силам «нового облика» подвергались острой критике в СМИ и вызвали глухое недовольство в военной среде. Тем не менее, политическое руководство страны занималось преобразованием Вооружённых Сил без лишнего шума, не пытаясь заручиться поддержкой общественности. Причина этого заключается в том, что большинство россиян считают приоритетной задачей военной реформы отмену воинской повинности. Но именно это в ближайшем будущем не планируется. Известие о том, что «армия нового строя» будет по-прежнему комплектоваться «по призыву», оказалось для общественности неожиданным.

«Мы не переходим на контрактную основу. Более того, призыв мы увеличиваем, а контрактную часть – уменьшаем»,– заявляет начальник Генштаба Николай Макаров каналу Russia Today. По данным, опубликованным Newsweek, руководство военного ведомства планирует сократить число контрактников как минимум в полтора раза, с 200 000 до 130 000–150 000, при этом удвоив их довольствие, а также урезать и пересмотреть набор военных должностей, которые смогут занимать контрактники. Полностью будут укомплектованы контрактниками только подводные силы ВМФ. В остальных частях на контракте останутся профильные специалисты

Федеральная целевая программа «Переход к комплектованию военнослужащими, проходящими военную службу по контракту, ряда соединений и воинских частей» была принята еще в 2003 г. Эта программа предусматривала, что общее количество контрактников в частях постоянной готовности к 2008 г. вырастет до 400 000. На самом деле, в 2008 г. в частях постоянной готовности числилось всего 100 000 контрактников, а общее их количество в армии не превысило половины от намеченного – 200 000.

Дело здесь не только в деньгах: финансирование программы возросло с первоначальных 79 до 100 млрд, из них освоено было 84 млрд. Минобороны не смогло организовать и сделать привлекательной профессиональную службу в армии и теперь увидело выход в том, чтобы увеличить призыв. Понятно, что качество этих солдат, призываемых на год, будет ниже, чем качество контрактников

Дальше – арифметика. Численность армии уже практически доведена до миллиона человек. Из них 150 000 офицеров – столько их останется после начатого сокращения. Еще 150 000 человек – контрактники, которые останутся на местах. Надо добрать 700 000 солдат. Это и есть контрольная цифра по призыву с 2011 г.

Почему же Минобороны вновь требует призыва?

У сторонников призыва три главных аргумента. Это рассуждения об исторической обусловленности существования призывной армии, являющейся едва ли не вершиной искусства управления мобилизационным ресурсом экономики и общества. Другой аргумент, так сказать, экономический: контрактная армия слишком дорогое удовольствие. Контрактникам приходится много платить, а призывники практически бесплатны. И, разумеется, популярно соображение о том, что призывная армия выполняет роль инструмента социальной стабильности. В такой армии максимально полно представлены все слои общества, в то время как добровольческая армия неизбежно станет уделом маргиналов, низших слоёв населения, привлекаемых на службу исключительно материальными соображениями, что приводит к деградации армии и экономической сегрегации. Попробуем проанализировать все эти аргументы

Военная победа куётся в тылу

Несмотря на все рассуждения об исторической обусловленности призыва, объективность требует признать, что «призывная» армия, комплектуемая солдатами, обязанными отслужить определенный срок,– явление в мировой истории сравнительно недавнее. Средневековые армии были армиями «контрактными». Связано это было, как ни парадоксально, со сложностью создания и применения оружия в Средние века. Речь не о технологической сложности изготовления мечей и доспехов (хотя комплект рыцарского вооружения стоил целого крестьянского стада, а кузнец-оружейник был едва ли не самым высокооплачиваемым ремесленником средневекового общества). Дело в том, что боевая подготовка тогдашнего солдата требовала длительных и тяжёлых тренировок, а также исключительной физической и моральной выносливости, позволявшей выходить из рукопашных схваток победителем. Знаменитые английские лучники годами учились владеть своим оружием, чтобы посылать убийственные стрелы на сотни шагов. Крестьянин и городской обыватель едва ли могли противостоять профессиональному головорезу, защищённому бронёй и уверенному в себе. Но содержание таких воинов было делом дорогостоящим. Поэтому армии повелителей средневековой Европы были сравнительно невелики, а человек, избравший ремесло солдата, мог рассчитывать на вознаграждение заметно большее, нежели то, которое приносил бы ему крестьянский труд. Появление пороха и ручного огнестрельного оружия – мушкетов – упростило военное обучение и «удешевило» солдата, поскольку выстроить бойцов в шеренгу и научить их залповой неприцельной стрельбе на короткое расстояние было гораздо проще, чем подготовить лучника или рыцаря-кавалериста. Однако солдат по-прежнему продолжал служить за жалование, которое было небольшим, но конкурентоспособным. Русская армия, комплектуемая «рекрутскими наборами», не была исключением, более того, русский солдат петровской эпохи служил именно императору, а не «России», а к соотечественникам относился едва ли не как к врагам. В 1720-х годах российские армейские полки стали размещаться в тех уездах, которые должны были их содержать, и занялись выколачиванием своего «содержания» из крестьянских хозяйств. А в докладе Верховного тайного совета, составленном вскоре после смерти Петра I, говорилось: «…мужикам бедным страшен один въезд и проезд офицеров и солдат, комиссаров и прочих командиров,… крестьянских пожитков в платёж недостаёт».

В конце XIX в. появление унитарных патронов и магазинных винтовок, а также технологий конвейерного производства, заставило политических руководителей во всём мире вспомнить наполеоновскую фразу о мощи «больших батальонов» и породило иллюзию, что достигнутый уровень развития боевой техники позволяет сравнительно недорого вооружить едва ли не всё мужское население страны, обложив его фактическим натуральным налогом в виде обязательной военной службы. Такому взгляду на вещи способствовал и избыток молодежи, обусловленный демографической ситуацией: младенческая смертность в Европе снижалась, при этом рождаемость, характерная для «аграрного общества» оставалась сравнительно высокой. Сомнительность концепции «армии для всех» ярко выявилась в ходе Первой мировой войны, когда деморализация массовой армии, отказавшей в повиновении политикам, стала основным фактором поражения Российской империи. Иллюзией оказалась и «дешевизна» солдата-призывника. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. многие военные теоретики высказывали мнение о необходимости отказа от массовой призывной армии, указывая на растущее значение военно-технического, а не численного превосходства.

Но поля сражений Второй мировой войны стали ареной противоборства массовых мобилизационных армий! Для сторонников такой армии лучшим аргументом в её пользу представлялась военная победа Советского Союза, бросившего в бой самые большие человеческие ресурсы, и за годы мировой войны поставившего под ружье почти 35 млн человек. Однако внимательный анализ практики строительства Вооружённых Сил СССР позволит увидеть, что победа в войне в действительности оказалось «выкованной в тылу».

Начавшаяся в конце 1920-х гг. индустриализация осуществлялась таким образом, чтобы вся промышленность, без разделения на гражданскую и военную, была в состоянии перейти к выпуску вооружения по единому плану, сопряжённому с графиком мобилизационного развёртывания Красной Армии. Закупив за рубежом в огромных количествах промышленное оборудование для создания современной индустрии, СССР в течение 1930-х гг. производил больше танков и самолетов, чем остальные страны мира вместе взятые. Но основные усилия советского руководства в эти годы направлялись всё же не на развёртывание военного производства как такового и ускоренное переоснащение армии, а на развитие базовых отраслей экономики, которое осуществлялось под углом зрения прежде всего военной, и лишь затем экономической целесообразности

Документы свидетельствуют, что, санкционировав начавшийся процесс перевооружения армии, Сталин и Политбюро решительно отклоняли неоднократные требования военных приступить к безотлагательному созданию массовой армии (около 250 дивизий) с десятками тысяч танков и боевых самолётов. Массовый призыв в Вооружённые Силы, призыв почти «тотальный» – в армию пришло сразу несколько «возрастов»,– был начат только 1 сентября 1939 г., через неделю после подписания «Договора о ненападении» с гитлеровской Германией.

Однако почти вся накопленная Советским Союзом за предвоенные годы военная техника была потеряна в первые месяцы боевых действий. Многократное превосходство над противником в танках и самолетах, которое имели советские войска в начальный период войны, не спасло Красную Армию от сокрушительных поражений. Тем не менее, несмотря на колоссальный урон от вторжения, советская промышленность смогла произвести намного больше вооружения, чем германская. Так, в 1941 г. СССР выпустил на 4000, а в 1942 г. – на 10 000 самолётов больше, чем Германия. В 1941 г. производство танков в СССР составило 6590 машин против 3256 в Германии, а в 1942 г. – 24 688 против 4098. Любые ошибки командования и недостатки боевой выучки солдат могли быть компенсированы превосходством в вооружениях. Таким образом, именно созданная в 1930-х гг. система мобилизационной подготовки обеспечила победу СССР во Второй мировой войне.

Победа в войне не только укрепила убеждённость советского руководства в том, что советская плановая экономика является наиболее эффективной системой мобилизации ресурсов государства и общества на случай войны, но и в том, что высокая мобилизационная готовность страны важнее общих размеров ее экономики. После войны довоенная мобилизационная система, предусматривавшая массовую армию, столь эффективно проявившая себя в военные годы, была воссоздана в СССР практически в неизменном виде.

Технологии как причина трансформации мобилизационной армии в добровольческую

До начала 1960-х гг. США пытались соперничать с СССР в области создания и поддержания мобилизационных мощностей в промышленности на случай войны. Однако в дальнейшем Штаты начали сокращать мобилизационные мощности своей индустрии. Главная причина этого заключалась в резком усложнении военной техники и связанном с этим усилении специализации военного производства.

Если в первой половине ХХ века гражданское и военное производства характеризовались относительным сходством технологий, оборудования и профессионального мастерства рабочей силы, то после Второй мировой войны военная промышленность превратилась в высокоспециализированную сферу производства, четко обособленную от гражданских отраслей промышленности. Например, во время Первой мировой войны 80 % военной продукции в США выпускалось на обычных предприятиях. Но уже к 1941 г. доля гражданской промышленности в выпуске военной техники упала до 50 %, а к 1963 г. – до 10 %. Всё остальное вооружение стало производиться на специализированных заводах так называемой «кадровой» военной промышленности, что привело к обособлению военного производства от остальной экономики.

Изготовление современных систем оружия требует формирования сложных многоуровневых систем производственных связей. Одно только радиоэлектронное оборудование ракет и боевых самолётов имеет десятки тысяч компонентов. Поставки материалов, заготовок, деталей, узлов и агрегатов осуществляют тысячи, даже десятки тысяч различных предприятий. К тому же в производстве современного вооружения используется большое количество компонентов и заготовок, не имеющих аналогов в гражданском секторе и требующих для своего изготовления специального, зачастую уникального оборудования. Сложность современных боевых машин предъявляет всё более высокие требования к тем, кому такое вооружение будет доверено. Более того, значительные потери такого вооружения в современном мире очень быстро приведут к поражению даже самую патриотичную и воодушевлённую массовую армию.

Причина в том, что в отличие от времен Второй мировой быстрое восполнение утраченных вооружений не представляется возможным. Для изготовления каждого современного образца вооружения требуется вполне определённое время, технологический срок, ранее которого образец физически не может быть изготовлен. И время это многократно возросло по сравнению с периодом Второй мировой войны, когда ни одна из систем оружия не требовала на своё создание больше одного года. Сейчас технологическое время изготовления истребителя четвёртого поколения составляет три года, современного танка – около двух лет. Это связано, прежде всего, с возросшей сложностью современного вооружения. Усложнился как сам производственный процесс, так и конструктивные схемы вооружения, возросли требования к квалификации рабочей силы, удлинились сроки изготовления узлов и деталей, ужесточились допуски при обработке материалов.

Но в этих обстоятельствах сама концепция массовой призывной армии, армии, которой в ходе войны предстоит получать такое же массовое пополнение оружием, обессмысливается. Перечисленные выше причины и подтолкнули США к отказу от призыва и переходу к созданию добровольческих вооружённых сил.

Экономические подтасовки

Рассмотрим, насколько верно утверждение о том, что как ни дорога призывная армия, контрактная обойдется еще дороже – ведь призывник получает несопоставимо меньшее жалование, чем солдат-контрактник. (В тех же США переход к добровольческой армии после вьетнамской войны стоил бюджету около $10 млрд в год, в сегодняшних ценах.)

Очевидно, что общественное благосостояние от отмены призыва скорее повышается: рост зарплаты солдат — это проигрыш бюджета, но выигрыш самих солдат, так или иначе возвращающих эти деньги в экономику страны. При этом военное ведомство, которому солдаты обходятся не по бросовой, а по справедливой цене, начинает использовать их более эффективно.

Кроме того, с чисто экономической точки зрения аргументы о том, что контрактная армия будет стоить дороже, представляют собой подмену понятия «реальных расходов» «расходами формальными». Вот смысл манипуляции. Так называемые «реальные издержки», связанные с призывом в армию солдата, который при нынешних условиях не согласился бы служить добровольно,– это вовсе не сумма денежного довольствия и расходов на обеспечение воина! На самом деле, это та сумма, за которую он пошел бы служить в армию добровольно. При этом «разницу» между первой и второй суммами фактически оплачивает сам призывник. Для него это дополнительные издержки, которые следует добавить к расходам всего общества на содержание Вооружённых Сил. Когда молодого человека вынуждают служить, государство по сути облагает его и его семью своеобразным «натуральным налогом». Величина такого налога эквивалентна разнице между той суммой, которая могла бы привлечь потенциального военнослужащего, и оплатой, которую он реально получает в армии. Поэтому чтобы определить реальные расходы на наши Вооружённые Силы, этот косвенный налог следует прибавить к тем «обычным» налогам, что платим мы все.

Кто же является плательщиком такого налога в России? Это как раз бедные и плохо образованные слои населения. Российские экономисты Михаил Локшин и Руслан Емцов в своем исследовании «Экономическое бремя призыва на военную службу в России» показали, что вероятность призыва значительно уменьшается в городах с населением свыше 100 000 человек. Это значит, что у молодого москвича или петербуржца шанс попасть на службу в 6 раз меньше, чем у его сверстника из российской глубинки. А ведь социально-экономические показатели, такие как доход и образование, сильно коррелируют с местом жительства. Кроме того, то данным исследователей, призыв сына снижает доход семьи примерно на 15 %. С учётом проектов продления призывного возраста, на котором настаивают генералы, семейный убыток может оказаться ещё выше. И это заниженная оценка экономических потерь. Например, она не учитывает потери в заработной плате от того, что возвращающийся из армии молодой человек начинает карьеру с меньшим опытом работы.

Более того, «призывной налог» взимается как раз в том возрасте, когда возврат на вложение в образование чрезвычайно высок, что приводит к долгосрочным экономическим потерям. Проведённые в 1980-х исследования призывников в благополучных Нидерландах, с их маленькой, хорошо обученной и дисциплинированной армией, показали, что заработки голландских рекрутов в течение всей жизни примерно на 5 % ниже, чем у тех, кто не был призван.

Таким образом, в результате призыва общество теряет либо ту добавленную стоимость, которую призывник мог бы создать за год, либо будущие доходы от человеческого капитала, который он получил бы, если бы не служба. Сейчас, во время экономического кризиса, решение об отмене призыва принимает Германия – и обосновывает это необходимостью экономии расходов. Исследование «Динамические издержки призыва» группы датских и австрийских исследователей, опубликованное в German Economic Review, описывает модель экономики с призывной армией и оценивает потери от призыва значительно выше – в 1,5 % ВВП в год.

Справедливость под вопросом

Но быть может, социальная несправедливость, о которой говорилось выше, ещё усугубится с отменой призыва? В США, которые уже несколько лет воюют в Ираке и Афганистане, политики и журналисты задают именно этот вопрос: кто служит и умирает в американских войсках? Радикальные политики предлагают восстановить систему призыва, как во время войны во Вьетнаме. В псевдодокументальном фильме «Фаренгейт 9/11» Майкл Мур много говорит о том, что в морскую пехоту вербуют новобранцев из самых бедных слоев населения. Американскому режиссёру, сделавшему многомиллионное состояние на «разоблачительных» лентах, вторят российские журналисты и аналитики, рисующие вооружённые силы США как сборище неудачников и потенциальных преступников. Вот типичная цитата, тем более характерная, что она принадлежит перу одного из наиболее квалифицированных российских политологов, сотрудника Института политического и военного анализа Александра Храмчихина: «Проблема набора новобранцев сегодня стоит перед американским командованием как никогда серьёзно, а качество набираемого контингента упало катастрофически. Как и в 70-е годы, когда строительство наёмной армии в США только начиналось, в неё теперь берут всех подряд, в т. ч. дебилов, люмпенов и уголовников. Прослойка последних растёт особенно быстро, бандиты идут в армию набираться опыта, который потом они успешно применяют в родных Штатах».

Однако когда Бюджетное бюро конгресса США опубликовало в 2007 г. масштабное исследование проблем и перспектив американской армии, выяснилось, что, во-первых, американские новобранцы более образованны, чем молодежь в среднем по США. По данным 2006 г., 90 % новобранцев окончили среднюю школу по сравнению с 80 % в среднем по возрастной категории, 69 % из них показали результаты выше средних по стандартизированным тестам. Во-вторых, расовая принадлежность в армии в целом соответствует показателям по стране – а ведь этот вопрос очень важен в США. Белые американцы, составляющие 80 % населения, представлены 69 % низших воинских чинов и 81 % офицеров. Чернокожие американцы составляют 14 % населения и 19 % низших воинских чинов и 9 % офицеров. Интересно и то, что процент боевых потерь среди чернокожих американцев меньше. В-третьих, социально-экономическое происхождение военнослужащих в целом соответствует показателям по стране. Все группы доходов представлены примерно пропорционально.

Как уже говорилось, в российской армии нет ничего подобного. У беднейшей части населения вероятность призыва в ряды Вооружённых Сил составляет 20 %, а у наиболее богатой – всего 3 %. Таким образом, призыв только закрепляет неравенство в обществе.

Призывные инновации раздражают россиян. По данным Левада-Центра, 57 % опрошенных не желают, чтобы их родственники служили в армии, хотели бы этого – 34 %. За переход армии на контракт высказались 54 % респондентов, сохранение призыва поддерживают 39 %. Налицо серьёзный раскол общества в этом важном вопросе, да еще фактически в предвыборном году.

Что же заставляет власти прибегать к смене стратегии формирования Вооружённых Сил? Едва ли речь идёт об экономических соображениях. Вопрос об обороноспособности страны также требует разъяснений: с каким именно противником в ближайшее время собирается сражаться миллионная Российская армия?

Ответ можно найти, если вспомнить о том, что на протяжении всей истории вооружённые силы России служили инструментом решения не столько «внешнеполитических» сколько «внутриполитических» задач. Лояльность генералов политическому руководству – вот что было истинным фактором стабильности нашего государства. Когда военные руководители России отказывали в повиновении императорам или членам политбюро – в стране происходили большие перемены. Именно поэтому в нынешней борьбе за призыв лоббисты «старой», призывной армии одержали победу.

Андрей Стрелин