Автор Артем Мальцев
Об актуальных тенденциях мирового рынка вооружений читайте в ежегодном обзоре «Рынок вооружений. Тренды и стратегии – 2025». Издание готовится к выпуску при поддержке специализированной электронной площадки АСТ ГОЗ.
Динамика мировых военных расходов с 1991 по 2021 г. – показатель, который обычно использует большинство экспертов и государственных чиновников широкой специализации для оценки соотношения военного баланса. Однако выводы из этой статистики можно сделать разные, в том числе, в зависимости от используемых единиц измерения и методик подсчета.
Номинальные значения оборонных расходов[1], которые обычно рассчитываются в долларовом выражении с учетом рыночных обменных курсов, демонстрируют достаточно умеренное сокращение в 1990-е гг., а затем их постепенный рост (если не учитывать инфляцию). Впрочем, бросается в глаза тот факт, что совокупный объем оборонных расходов в мире уже в начале 2010-х гг. превышает аналогичные показатели на момент окончания холодной войны. При этом лидерами роста стали государства Азиатско-Тихоокеанского региона, а также страны Ближнего Востока (см. рис. 1–4).
В качестве альтернативной оценки военных расходов отдельные эксперты[2] для получения более сравнимых и точных кросс-страновых значений предлагают корректировать долларовые показатели с учетом коэффициента паритета покупательной способности (ППС)[3] – соответствующий показатель обычно используются в макроэкономической статистике для оценки реального среднего уровня экономического благосостояния населения в стране (ВВП на душу населения) (рис. 5).
Применяя такие оценки, можно получить радикально иную картину мирового военного баланса, в соответствии с которой совокупные оборонные расходы России и Китая к 2024 г. практически не уступают американскому военному бюджету. В то же время совокупный бюджет американских союзников по странам НАТО составляет около 76% оборонных расходов США.
В частности, Питер Робертсон использует собственный композитный индекс «военного паритета покупательной способности» на основе индекса Тёрнквиста. Использование коэффициента ППС в общем случае значительно повышает показатели военного бюджета для развивающихся стран, а также стран с недооцененной на мировых рынках национальной валютой.
Для решения задач сравнительного анализа структуры оборонных расходов военные экономисты обычно разделяют их на четыре основных категории: 1) расходы на военный персонал (личный состав); 2) операционные расходы и материально-техническое обслуживание; 3) расходы на приобретение вооружений и военной техники (ВиВТ), а также строительство военной инфраструктуры; 4) расходы на научно-исследовательские и конструкторские работы (НИОКР).
Соответствующая статистика доступна лишь по небольшому количеству государств, и обычно составляется на основе официальной отчетности, публикуемой ЕС, НАТО и ООН. При этом её детализация и информативность существенно варьируется по разным странам, что затрудняет прямые сопоставления. Тем не менее, внимательное рассмотрение таких данных позволяет выявить некоторые важные закономерности (см. табл. 1).
Важнейший индикатор, в существенной мере отражающий характер политики военного строительства, – доля оборонных расходов на закупки вооружения и военной техники (ВиВТ). Наибольшие значения этого показателя достигают уровня в 50% и практически всегда свидетельствуют о полномасштабной программе перевооружения армии, флота и военно-воздушных сил. Такие значения в настоящее время мы видим, в частности, в Польше, которая в последние годы разместила беспрецедентное по объему количество заказов на приобретение различных вооружений, в особенности артиллерии, тяжелой бронетехники, боевой авиации, а также ракетных вооружений.
Значения от 30 до 40% отражают умеренно интенсивную программу вооружения, при которой государство стремится постепенно нарастить свой военный потенциал. В эту категорию в последнее десятилетие попадают Китай, Израиль, Саудовская Аравия и Россия[8]. Диапазон от 25 до 30% свидетельствует об умеренно-сбалансированной политике военного строительства, при которой государство активно закупает новые ВиВТ, но в то же время не стремится существенно увеличить совокупный объем материально-технической базы вооруженных сил. Опираясь на открытую статистику, к этой группе стран можно причислить США, Турцию, Южную Корею, а также (в меньшей степени) Великобританию и Францию.
Наконец, показатели от 20–25% и ниже, как правило, свидетельствуют о постепенном сокращении военного потенциала, при этом объемов новых закупок оказывается недостаточно для замены устаревающей техники, что приводит либо к численному сокращению материально-технической базы, либо к заметному снижению уровня ее боеготовности. К этой категории можно отнести Германию, а также большинство стран Южной Европы.
Отдельно отметим, что по стандарту НАТО, принятому на саммите в Лиссабоне в 2014 г., все страны Североатлантического альянса должны тратить не менее 20% расходов на закупки ВиВТ, и большинство европейских государств лишь в последние годы смогли достичь этого минимума (рис. 6).
Разумеется, доля расходов на ВиВТ все еще остается во многом условным показателем, который следует рассматривать с учетом всех нюансов военно-экономического контекста. Так, например, относительно средние расходы на персонал и вооружение в США объясняются гигантскими тратами на поддержание глобального военного присутствия по всему миру (сеть военных баз, пункты материально-технического обеспечения и т.д.). Для стран Ближнего Востока высокие значения расходов на закупки ВиВТ часто связаны с «запредельными» ценами экспортных контрактов на приобретение западного вооружения, что, несомненно, имеет политическую подоплеку. Разумеется, огромное значение имеют абсолютные объемы оборонных расходов – общее расширение военного бюджета может служить индикатором интенсификации военного строительства даже в условиях сбалансированного распределения финансирования по категориям бюджета.
В этом ключе еще одним существенным показателем тенденций военного строительства выступает объем оборонных расходов по отношению к ВВП. Этот метод расчета популярен для оценки уровня боеспособности вооруженных сил и часто обсуждается в контексте противоречий между США и Европой относительно недостаточного уровня военных расходов американских союзников. Широко известен «бенчмарк» НАТО в виде оборонных расходов не менее 2% ВВП: введение такого стандарта должно было способствовать справедливому распределению финансового бремени коллективной обороны в соответствии с размерами экономик всех стран Североатлантического альянса.
Среднемировой показатель за последние три десятилетия составляет 2,28%. Показатели выше 10–15% означают высокий уровень милитаризации экономики и общества и характерны для стран, находящихся в состоянии массовой мобилизации для ведения войны. Стабильно высокий уровень относительных военных расходов поддерживают страны Ближнего Востока и Северной Африки – от 3 до 5% ВВП. Отчасти это связано с наследием XX века в виде длинной череды крупных вооруженных конфликтов высокой интенсивности, включая Арабо-Израильские войны (1960 – 1970-е гг.), Ирано-Иракскую войну (1980–1988 гг.), а также «Войну в Заливе» (1991 г.) и, наконец, американские интервенции и гражданские войны в 2000 – 2010-е гг. В то же время интенсивное военное строительство поддерживается за счет сверхдоходов от продажи энергоресурсов и остается востребованным на фоне региональной напряженности, прежде всего между Ираном и Саудовской Аравией.
Стабильно высокий уровень военных расходов относительно размера экономики – в среднем 4% – продолжают поддерживать США. Хотя, очевидно, такие объемы расходов и не назвать невыносимыми для американского общества, последние три десятилетия тяжкое ярмо финансового бремени остается главной головной болью Пентагона. Важно подчеркнуть, что несмотря на кратное превосходство в номинальных объемах совокупных оборонных расходов, американские вооруженные силы даже близко не обладают потенциалом абсолютного военного доминирования, и на практике их вклад в глобальные национальные интересы США сводится к сдерживанию определенного набора угроз.
В последние десятилетия американские программы военного строительства «разрывались» между противоречивыми приоритетами противодействия разнородным угрозам сразу в трех географически изолированных макрорегионах (Восточная Европа, Ближний Восток и Азиатско-Тихоокеанский регион). В результате, хотя США в целом удерживают технологическое лидерство, а также при поддержке союзников сохраняют конвенциональное преимущество регионального баланса военной мощи по отношению к России и Китаю, международное экспертное сообщество единодушно соглашается, что вне зависимости от размеров существующий разрыв постепенно сокращается. При этом экономический потенциал дальнейшего экстенсивного расширения военного строительства в США крайне ограничен.
Характерно, что в странах Азиатско-Тихоокеанского региона средний уровень оборонных расходов по отношению к ВВП не дотягивает до 2% (и составляет 1,93%). Несмотря на впечатляющие темпы модернизации Народно-освободительной армии Китая, соотношение среднего уровня оборонных расходов к ВВП, по оценкам SIPRI, составляет около 1,8%[9]. С одной стороны, это говорит о том, что Пекин способен эффективнее конвертировать финансовые ресурсы в создание материально-технической базы вооруженных сил. С другой стороны, это показывает, что КНР обладает существенными экономическими резервами для дальнейшего расширения военного строительства.
Аналогичным образом, Япония лишь к началу 2020-х гг. превысила порог в 1% оборонных расходов к ВВП, что отражает историческую тенденцию поддержания ограниченных вооруженных «сил самообороны» после окончания Второй мировой войны. Впрочем, как показывает опыт других крупных экономик региона – Южной Кореи и Тайваня, даже достижение заветного «двухпроцентного» стандарта НАТО не позволяет автоматически решить все проблемы недофинансирования, вынуждая военно-политическое руководство тщательно взвешивать приоритеты военного строительства.
В целом заметно, что страны, не сталкивающиеся с явными внешними угрозами национальной безопасности или «делегирующие» потребности национальной обороны дружественным суверенным государствам, системно «проваливаются» ниже показателя 1,5% ВВП. Вплоть до последних лет абсолютное большинство стран Европы, многие страны Центральной Азии и Латинской Америки тратили на военные нужды от 0,5 до 1,5% ВВП, сохраняя, таким образом, лишь сравнительно незначительный военный потенциал для борьбы с вызовами внутренней безопасности, а также внесения номинального вклада в борьбу с глобальными угрозами (в виде преступности или международного терроризма).
Тем не менее, неуклонная трансформация миропорядка постепенно повышает издержки политики «безбилетников» в отношении национальной безопасности. Все больше стран так или иначе приходят к выводу о необходимости восстановления своего оборонного потенциала. Это означает, что средний уровень соотношения военных расходов к ВВП будет только увеличиваться.
[1] Наиболее популярную в экспертном сообществе статистику публикует Стокгольмский институт изучения проблем мира (SIPRI).
[2] См. например: Kofman M., Connolly R. Why Russian Military Expenditure is Much Higher Than Commonly Understood (As is China’s). War on the Rocks, December 16, 2019. Available at: https://warontherocks.com/2019/12/why-russian-militaryexpenditure-is-much-higher-than-commonly-understood-as-is-chinas (accessed 15.01.2020); Robertson P.E. The Military Rise of China: The Real Defence Budget Over Two Decades // Defence and Peace Economics. – 2024. – V. 35. №. 7. P. 809–825.
[3] Robertson P.E. The real military balance: International comparisons of defense spending // Review of Income and Wealth. – 2022. – V. 68. №. 3. P. 797–818.
[4] Приблизительная оценка с учетом официальной статистики ООН с поправкой на оценки SIPRI за 2010–2020 гг.
[5] Приблизительная оценка с учетом официальной статистики ООН с поправкой на оценки SIPRI за 2010–2018 гг.
[6] Приблизительная оценка НОЗС.
[7] Приблизительная оценка НОЗС.
[8] Здесь стоит подчеркнуть, что статистические данные по этим странам имеют существенно меньшую надежность и точность, их следует интерпретировать с осторожностью.
[9] Следует отметить, что существующие статистические оценки этого показателя для КНР остаются предметом активных дискуссий в экспертном сообществе на фоне отсутствия консенсуса относительно реальных размеров оборонных расходов Китая, а также объемов его экономики.
©«Новый оборонный заказ. Стратегии»
№ 3 (92), 2025 г., Санкт-Петербург
