Новый оборонный заказ. Стратегии
Новый оборонный заказ. Стратегии
РУС |  ENG
Новый оборонный заказ. Стратегии

От международной к глобальной безопасности

До сих пор современное состояние безопасности в мире всё ещё обозначается некоторыми авторами формулой «международная безопасность после окончания холодной войны». Такая формулировка отражает лишь тот очевидный факт, что сегодня параметры и логика развития процессов в сфере безопасности отличаются от тех, что работали в эпоху биполярности.

Однако она не отвечает на главный вопрос: «Какие закономерности приходят на смену тем, которые действовали в этой области на предыдущем этапе?» Применяемое сегодня определение столь же формально, как если бы систему холодной войны, скажем, в начале 1960х годов специалисты характеризовали как этап международной безопасности «после окончания Второй мировой войны». Чтобы выявить новое качество пространства безопасности мирового сообщества, необходим комплексный анализ генезиса сегодняшнего состояния, прорисовка его «большой картины», масштабных и долгосрочных процессов, узловых проблем, областей совпадения и конфликтности интересов, набора и поведения основных действующих лиц. Выявление тех или иных особенностей сегодняшнего пространства безопасности мира в значительной степени определяется мировоззренческими подходами исследователей. Последние по-разному видят новое качество политического, экономического, идеологического и других пространств сегодняшнего мирового взаимодействия, состояние которых непосредственно влияет на изменение пространства безопасности. Разночтения становятся очевидными уже при определении понятия «безопасность». С одной стороны, термин «международная безопасность» служил синонимом традиционного понятия мира, или отсутствия войны. С другой, это понятие предполагает более широкую политическую область, включающую достижение соглашений, выработку принципов, создание институтов и процедур, которые бы содействовали созданию условий для сохранения мира и противодействовали образованию предпосылок для войны. Но неотъемлемой составной частью понятия международной безопасности оставалась подготовка национальных вооружённых сил на случай сбоя в работе такого политико-правового механизма. Проблема восстановления и развития системы международной военно-политической безо­пасности встала ещё острее после Второй мировой войны. В Уставе ООН были определены задачи экономического и гуманитарного развития человечества, главная цель этой организации заключалась в обеспечении именно военно-политической безопасности: «Поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира» [1].

Большинство исследователей сходятся в том, что скорее военная составляющая безопасности (ракетно-ядерная угроза взаимного уничтожения), а не её полити­ко-правовой механизм, сыграла главную роль в предотвращении перерастания вооружённого биполярного противостояния крупнейших держав мира и их союзников, усугублённого идеологическим противоборством между коммунизмом и буржуазной демократией, из «холодного» в тотальное «горячее» состояние. В самом общем плане к военной безопасности можно отнести ту сферу взаимодействия различных действующих лиц, основным признаком которой служит фактическое применение или вероятность применения вооружённого политического насилия. При этом она включает как угрозы, так и их парирование. Уолтер Липпман, в своё время предложивший термин «холодная война», определял понятие национальной безопасности следующим образом: «Государство находится в состоянии безо­пасности, когда ему не приходится приносить в жертву свои национальные интересы с целью избежать войны и когда оно в состоянии с помощью войны защитить эти интересы в случае посягательства на них» [2].

Субъектная сфера глобальной безопасности

На протяжении примерно 350 лет функ­ционирования Вестфальской системы центральными, почти монопольными действующими лицами в вопросах войны и мира, а затем международной безопасности были государства. Международная безопасность была почти исключительно государственно-центристской. Поэтому под международной безопасностью в первую очередь и главным образом подразумевается безопасность межгосударственная.

Предвестником последующего «разгосударствления», или «приватизации», пространства мировой военно-политической безопасности становится вооружённая борьба колониальных народов за нацио­нальное самоопределение, охватившая в 1940–1950-х годах Азию, а в 1960-х – Африканский континент. Так зародился новый глобальный феномен – вооружённая борьба между государственными и негосударственными действующими лицами. Наиболее драматично процесс такого «разгосударствления» проявился на рубеже XX и XXI веков, когда транснацио­нальный терроризм бросил вызов безопасности многих государств и мирового сообщества в целом (например Аль-Каида). Силы транснационального терроризма не имеют обратного национального адреса, поскольку они растворены в глобальном мировом сообществе. Другим негосударственным вызовом безопасности мирового сообщества служит та часть угрозы распространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и средств доставки, которая связана с вероятностью их попадания в руки неконтролируемых государствами «общественных организаций».

Сохранение ракетно-ядерных вооружений на избыточном, с точки зрения парирования «новых угроз», уровне и расширение клуба обладающих ими государств свидетельствуют о том, что внешние угрозы государственного происхождения остаются важным фактором современной безопасности. К началу XXI века ведущие страны существенно реформировали часть нацио­нальных армий, приспособив их к ведению антитеррористических, антиповстанческих, миротворческих операций.

Но основную часть национальных вооружённых сил по-прежнему составляют силы и средства ведения межгосударственных войн. Продолжение если не гонки, то модернизации вооружений по всему спектру показывает, что межгосударственная «дилемма безопасности» в принципе сохраняется. Государства остаются, по существу, монопольными действующими лицами

в области противодействия как «новым», так и «старым» угрозам. На рубеже веков в сфере безопасности формируется новый феномен – масштабное вторжение в пространство военно-политической безопасности (и в сопредельные области расширяющегося поля безопасности) новых негосударственных действующих лиц, а также изменение роли национальных государств. Поэтому речь идёт уже не только о «международной безопасности» в её межгосударственной ипостаси, а о явлении с более широким набором действующих лиц, которое по этой причине более корректно было бы именовать «глобальной или мировой безопасностью».

Сферы глобальной безопасности

В сферу безопасности следует включать невоенные глобальные угрозы, которые ранее вызывали озабоченность отдельных государств и мирового сообщества в целом, но существенно отставали по значимости от тех, что присутствовали в области военно-политической безопасности. Примером тому служит эпидемия гриппа в начале ХХ века («испанка»), которая унесла жизни примерно такого же количества людей, как все боевые действия в Первую мировую войну. Незаконный оборот наркотиков в мире сегодня ненамного превосходит масштабы этого преступного бизнеса несколько десятилетий назад. Массовый голод в развивающихся странах во второй половине прошлого века был значительно более масштабным, чем сегодня. В мировом общественном мнении в настоящее время признаётся приоритет этих невоенных угроз и необходимости рассматривать их в плоскости глобальной безопасности. Это, в первую очередь, экологическая безопасность. Загрязнение окружающей среды, изменение климата, масштабные природные катастрофы часто рассматриваются как угрозы, равные по своему негативному воздействию (не только на большинство стран, но и на каждого жителя Земли) военным угрозам, а порой и превосходящие их. Более того, проблема экологической безопасности тесно стыкуется с проблемой геофизического оружия как одного из видов глобального оружия. К этой сфере близко примыкает область эпидемиологической безопасности – пока малоуспешная борьба со СПИДом, угрозы таких эпидемий, как, например, распространение «птичьего гриппа».

Центральными в процессе обеспечения невоенной безопасности остаются государства, межправительственные организации. Но в этой сфере значительную роль начинает играть «частный сектор» мирового сообщества: национальный и транснациональный бизнес, общественные организации, оказывающие давление на правительства и помогающие им в решении возникающих проблем. Повышенную озабоченность вызывает и сфера обеспечения безопасности от транснациональных угроз уголовного характера (неполитического насилия) – нелегальной иммиграции, незаконного оборота наркотиков, торговли людьми, хакерства, коррупции, отмывания денег. Показанием для расширения предметного поля мировой безопасности является зарождение и энергичное развитие в последние годы во всё большем числе стран концепции «безопасности человека» [3].

Национальная и международная безопасность призваны защитить государства и граждан от внешних и некоторых внутренних угроз преимущественно военного характера. Но безопасность человека, по мнению её сторонников, должна быть нацелена на защиту индивида от любых, в том числе и внутренних угроз как вооружённого, так и невоенного типа. В список основных угроз безопасности человека включаются голод, эпидемии и природные катастрофы, которые уносят значительно больше жизней, чем войны, геноцид и терроризм вместе взятые. Реализация невоенных угроз в большом числе случаев создаёт питательную среду для зарождения и материализации угроз военного характера, и без нейтрализации первых часто невозможно успешно бороться с последними. Поэтому в концепции миротворчества, всё более успешно реализуемой ООН в последние годы, заложен комплексный подход к преодолению как военных, так и невоенных угроз. Происходит выравнивание приоритетности различных сфер «широкой безопасности». Военная безопасность несколько теряет своё ранее почти монопольное положение «высокой политики». В верхней части повестки дня мирового взаимодействия её теснят те невоенные проблемы, которые раньше безоговорочно относились к разряду «низкой политики». Несмотря на сохранение национального эгоизма и идеологических разногласий, окончание холодной войны ослабило соперничество крупных держав, что позволило расширить область согласия относительно необходимости коллективного подхода к противодействию транснациональным угрозам – в том числе и невоенного характера. Но главной причиной явилось, как бы парадоксально ни звучало это сегодня, повышение уровня безопасности мира в военной сфере.

Проблема расширения пространства безо­пасности привлекает пристальное внимание исследователей. Сторонник «широкого» толкования предметного поля безопасности профессор экономики Гарвардского университета Эмма Ротшильд ещё в 1990-х годах определяла расширение пространства мировой безопасности в четырёх измерениях. Первое касается расширения безопасности «вниз от государств к индивидуумам». Второе воплощает видение «вверх от государств к биосфере». Третье касается горизонтального аспекта безопасности – «от военной к политической, экономической, социальной, экологической безопасности, или безопасности человека». Под четвёртым измерением подразумевается политическая ответственность за обеспечение безопасности, которая «распыляется» во всех направлениях – от государств «вверх к международным институтам, вниз к региональным и местным властям, а также к неправительственным организациям, общественному мнению и прессе, абстрактным силам природы или рынка» [4]. Правда, в таком «широком» подходе к безопасности есть определённые недочёты. Дело в том, что как бы ни были взаимосвязаны сферы безопасности, они отличаются друг от друга по характеру угроз и средствам противодействия им.

С целью определения пределов допустимости и целесообразности включения невоенных угроз в поле безопасности Оле Уэивер, Барри Бузан, и Яаап де Уилде предложили понятие «секьюритизация», обозначающее придание какой-либо определённой международной или внутренней проблеме статуса высокой категории безопасности. В таком случае «секьюритизация» означает легитимизацию применения для решения такой проблемы специальных мер, выходящих за границы обычного политического процесса [5]. Методология «секьюритизации» открыла возможности для более конкретной проработки новых пределов пространства безопасности. Так, даже если загрязнение окружающей среды или сокращение разнообразия видов фауны представляет долгосрочную опасность, более угрожающими являются природные или техногенные катастрофы. Возрастают масштабы землетрясений и наводнений, затрагивающих отдельные государства или регионы мира. Вспоминаются случаи разлома земной коры и распространения приливной волны и цунами в акватории Индийского океана, а также катастрофы на промышленных объектах типа атомных электростанций. Экономическая помощь беднейшим странам имеет огромные долгосрочные политические и экономические последствия, а также воздействует на состояние военной безопасности в этих странах и в мире в целом. Но её будут рассматривать под углом зрения лишь «экономической безопасности». В центр внимания выдвигается проблема «секьюритизации», связанная с энергетической безопасностью, в которую включается почти вся сфера мирового взаимодействия, связанного с производством, транспортировкой и потреблением энергоносителей, прежде всего нефти и газа. Сегодня ряд аспектов энергетической сферы сохраняет признаки «секьюритизации». Форс-мажорными могут считаться случаи ограничения выхода на мировые рынки посредством блокады морских путей или транзитных трубопроводов для поставщиков нефти и газа, доходы от поставок которых в большой степени определяют экономическую жизнедеятельность, а следовательно и военную безопасность этих государств. Другой областью «секьюритизации» мировой энергетики являются случаи нарушения беспрепятственной транспортировки энергоносителей по морю и трубопроводам через транзитные страны, межгосударственные споры относительно принадлежности тех или иных месторождений, а также вопросы технической защиты добычи нефти и газа на морском шельфе. Сказанное выше определяет необходимость более точного определения сферы невоенных угроз, заслуживающих включения в ареал «глобальной безопасности», поскольку беспредельное расширение этого пространства грозит тем, что феномен безо­пасности поглотит всю систему международных отношений и мировой политики.

Влияние глобализации на сферы безопасности

Общеизвестны источники негативного влияния глобализации на пространство безопасности. Прежде всего, это противоречие между космополитизмом и национальной самобытностью, которое нередко становится питательной средой этноконфессиональной конфликтности. В своё время включение в сферу глобализационных процессов стран «третьего» мира было в целом благотворным, что, однако, со временем стимулировало «перетряску» социально-эко­но­мических механизмов, приведшую к росту направленного вовне насилия, нередко проецируемого вовне. Ещё более масштабными оказались внутренняя и внешняя конфронтационность стран и регионов, попавших в «чёрные дыры» глобализации и сопротивляющихся влиянию этого процесса [6]. При этом необходимо учитывать революционные события в области военной безопасности, которые явились одной из первых предпосылок выхода многовекового процесса постепенной интеграции мира на качественно новый рубеж нынешней глобализации. Ракетно-ядерные вооружения сделали каждое государство, каждый регион и каждого индивида абсолютно взаимозависимыми в том смысле, что физическое выживание всех и любого из них стало общей и главной проблемой. Снижение вероятности глобального уничтожения жизни на земле после окончания конфронтации восстановило некоторую автономность деятельности государств и негосударственных действующих лиц в пространстве глобальной безопасности. Проблемы международных отношений не стали более восприниматься как биполярная «игра с нулевым результатом». На развитие ситуации в отдельных регионах влияет усиление противостояния новым транснациональным вы­зовам. Сохраняется проецируемое извне воздействие ведущих нерегиональных держав. Однако в том или ином регионе повышенное значение имеют местные проблемы. Рассмотрение мировой безопасности в глобальном единстве – как бы глазами наблюдателя с борта космического корабля – вполне оправданно. Но изучение карты мира «малого масштаба» необходимо дополнить работой с более детальными «крупномасштабными картами» регионов. Происходит определённый «передел» границ регионов мира по критериям безопасности. С этой точки зрения под «регионом» подразумевается группа соседних государств, у которых угрозы, интересы и подходы к решению проблем в этой сфере переплетены так плотно, что национальную безопасность каждого нельзя продуктивно рассматривать в отрыве от других. Например, регионы Ближнего и Среднего Востока сегодня объединяются общностью процессов в единый регион Большого Ближнего Востока. Расширились границы региона, который раньше именовался «западноевропейским».

Высокой динамикой и незавершённостью отличаются процессы формирования нового качества региональной безопасности на пространстве, которое принято называть «постсоветским» или «евразийским». Одновременно перераспределяются регионы по степени их «угрозоёмкости». Наибольшие изменения по этому признаку произошли в Европе, которая на протяжении веков выступала эпицентром самых масштабных войн и страны которой оказывали мощное, большей частью негативное влияние на развитие процессов в области безопасности в других регионах мира. Сегодня можно утверждать, что этот регион превращается в один из самых мирных. Происходит смещение конфликтности в южном направлении. Большой Ближний Восток по «угрозоёмкости» начинает играть роль, которая прежде принадлежала Европе, особенно Балканам. В таком же ключе следует рассматривать и вопрос о «сферах влияния». Казалось бы, глобализация упраздняет саму идею «огораживания» отдельных регионов как сфер исключительного влияния той или иной державы. Процессы экономического, политического и военного проникновения делают мир неделимым, а большинство стран пытаются сохранить многовекторную модель взаимодействия с наиболее крупными государствами. Но в то же самое время отдельные группы стран и даже целые регионы объективно или субъективно представляют повышенный интерес для национальной безопасности той или иной державы. Соотношение этих «общих» и «частных» категорий пространства глобальной безопасности может усилить его потенциальную конфликтность. Таким образом, пространство мировой безопасности приобретает новое наполнение, отражающее изменение других пространств под влиянием сложной и противоречивой парадигмы глобализации. Именно в таком смысле мировую безопасность следует определять как безопасность «эпохи глобализации», или «глобальную безопасность».

Проблемы глобальной безопасности многополярного мира

С момента формирования Вестфальской системы в середине XVII века модель мирового взаимодействия определялась «многополярным» балансом сил. Во второй половине прошлого века доминирующая ось конфронтации обозначалась как противоборство Востока и Запада. Затем она начала «расщепляться» на несколько новых осей конфликтности, склоняясь к азимуту «Север – Юг». Одной из таких осей стала альтернатива «развитие – стагнация». Иногда в этом смысле говорят о «развитых» и «развивающихся» странах. Но в последнее время сместилось значение и этих понятий. Первое сохранило прежнее качество: к данной категории относят страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и частично страны БРИК (Бразилию, Россию, Индию, Китай). Страны, ранее включавшиеся во вторую категорию, разделились на две группы: действительно развивающиеся и «стагнирующие». Последние, в свою очередь, делятся на почти безнадежно отстающие (например, Тропическая Африка) и застывшие в развитии, «закрывшие двери» для глобализации и модернизации (большинство стран Большого Ближнего Востока, где темпы развития и диверсификации экономики ниже, чем в Африке). Понятие «Юга» для целей анализа сужается до последней категории. Показательным становится ранжирование приоритетности реальных угроз национальной безопасности РФ российским руководством. «Международный терроризм», несколько лет назад занимавший одно из первых мест, отошёл на десятую позицию, угроза «распространения ядерного и других видов ОМУ, средств его доставки» – на шестую. На верхнюю строчку поднялся «курс военно-политического руководства США на сохранение мирового лидерства, расширение экономического, политического и военного присутствия в регионах традиционного влияния России» [7]. В качестве альтернативы такой ситуации выдвигается идея построить «многополюсное» пространство безопасности.

По мнению ряда исследователей, она приближается к реализации. Но из детальных исследований такой перспективы вырисовываются не очень радужные прогнозы. Так, например, директор Института США и Канады РАН С. М. Рогов, провозгласивший «крах однополярного мира», предсказывает следующие последствия такого сценария развития событий: дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке и в Афганистане, возрастание роли и влияния Ирана, продолжение Китаем модернизации своих вооружённых сил, а Северной Кореей – своей ракетно-ядерной программы. На его взгляд, китайско-индийское экономическое и военное соперничество приобретёт всё более широкий масштаб, а вероятность возобновления противостояния между США и Россией существенно возрастёт [8].

Рассуждения о «многополюсности» вызывают ассоциации с перспективой обострения конфликтности между крупными державами и усилением подчинённости средних и малых государств «полюсам» силы. Угадываются контуры новых противостоящих блоков, неспособных совместно противостоять даже общим угрозам. Теоретически концепция «многополюсности» применительно к современности проработана пока ещё не достаточно глубоко.

В мировой и российской литературе много критики в адрес «однополюсности», но нет сколько-нибудь подробного анализа альтернативной системы мирового взаимодействия. Сегодняшней ситуации противопоставляется система, при которой важнейшие решения по проблемам безопасности должны приниматься на многосторонней основе. Но такой коллективный подход неизбежно требует коллективизма при реализации принятых таким образом решений, более равномерного распределения бремени и рисков. Одни государства не имеют материальных возможностей для «замещения» Соединенных Штатов, другие – политической воли для взятия на себя доли общего бремени. Обеспечить коллективизм в принятии решений и их реализации невозможно без реформирования ООН. В последнее время на Западе­ ­получи­ла­ распространение гипотеза о формировании новой оси конфронтации между государствами-участниками «либерального проекта» и странами «авторитарного капитализма», суть которой была изложена в статье Р. Кейгана «Забудьте исламскую угрозу. Битва будущего – авторитарные державы наподобие России и Китая против остального мира». Как полагает автор, пока трудно предсказать, насколько долговременным или бесповоротным будет изменение «розы ветров», имевшее место сразу после окончания холодной войны на пространстве мировой безопасности, и как велика вероятность возвращения, пусть и в модифицированном виде, противостояния между великими державами как главного фактора конфронтационности на этом пространстве [9]. Существенные изменения качества современного пространства безопасности по составу действующих лиц, предметному полю, влиянию глобализации, смещению осей конфликтности и сотрудничества дают основание поставить вопрос о дополнении понятия «международная безопасность» более комплексными понятиями: «мировая» и «глобальная» безопасность. Поле «международной безопасности» в его ипостаси межгосударственной безопасности остаётся важной, хотя и меняющейся составляющей этой более широкой категории. Необходимость уточнения терминов диктуется реальными качественными изменениями в пространстве мирового взаимодействия и потребностями усовершенствования научного инструментария их анализа.

Роман Савушкин