Форсайт плохой и хороший

Автор Данила Медведев

«Мы живем в мире ускоряющихся изменений, где события, которые несколько десятилетий назад считались немыслимыми, происходят почти ежедневно» – об этом пишут журналисты в материалах, посвященных актуальным трендам и размышлениям о будущем. Наука, технологии, политика и глобальные процессы все сильнее переплетаются, создавая новые возможности, но и новые вызовы и угрозы.

Однако, как ни парадоксально, системный и профессиональный подход к осмыслению будущего во многих странах и организациях отсутствует. Футурология – дисциплина, которая отвечает на вопросы о возможных сценариях будущего, – воспринимается поверхностно и зачастую лишена глубины. В этой статье постараемся проанализировать текущую ситуацию с футурологической работой и предложить несколько решений как для уже сформировавшихся проблем, так и для прогнозируемых.

Варианты видения будущего сегодня

Работа с будущим сегодня преимущественно формируется вокруг адаптации к быстро меняющимся реалиям, стратегического планирования и попыток предвидеть ключевые тенденции в разных сферах. Однако, несмотря на осознание важности будущего, сам подход к его исследованию остается зачастую фрагментарным, реактивным и ограниченным. Давайте разберем, как это проявляется сейчас.

Экономический рост как символ успешного будущего

Главы государств, политическая элита и лидеры мнений предлагают нам традиционную картину мира, в котором основным направлением интереса и показателем благосостояния государства является рост экономики.

Российская экономика продолжает опираться на экспорт и переработку сырьевых ресурсов – нефти, газа и металлов. Несмотря на глобальный переход к зеленой энергетике, Россия активно развивает эти отрасли, одновременно усиливая импортозамещение и переориентируя торговлю на Китай, Индию и Юго-Восточную Азию.

«Основой российского экспорта в январе 2022 года традиционно являлись топливно-энергетические товары, удельный вес которых в товарной структуре экспорта составил 63,5%»

Федеральная таможенная служба России

В долгосрочной перспективе акцент делается на промышленность, сельское хозяйство и цифровые технологии; но международные санкции, дефицит технологий и внешние зависимости создают значительные ограничения.

Китай замедляет темпы роста, но по-прежнему делает акцент на промышленное производство и внутреннее потребление. За 2023 год цементная индустрия Китая произвела и использовала 2,1 гигатонны цемента. Для сравнения: во всем остальном мире за 2023 год было произведено 2 гигатонны цемента.

Для Китая ключевой вопрос – баланс между ростом и структурной модернизацией на фоне нагрузки на окружающую среду. Несмотря на заявления о переходе к «качественному» росту, тренд на производство и потребление ресурсов остается доминирующим.

Европейский Союз активно продвигает «зеленую трансформацию»: снижение углеродного следа, развитие возобновляемой энергетики и минимизацию использования ресурсов. Согласно Зеленому курсу, цель Евросоюза по сокращению выбросов парниковых газов до 2030 года была увеличена с ранее утвержденных 40% до как минимум 55% по сравнению с уровнем 1990 года. При этом ЕС нацелен сохранить экономический рост за счет технологий, эффективности и перехода к «экономике знаний».

США декларируют рост производства как показатель растущей экономики, но это видно только под определенным углом зрения. Под другим углом мы можем наблюдать искусственно завышенную ценность почти любого продукта. Параллельно США возрождают промышленное производство, чтобы конкурировать с Китаем и поддерживать рынок труда. Ставка на экологические технологии и накопление внутреннего запаса ресурсов помогает ослабить зависимость от импорта. Однако социальное неравенство и поддержание доллара в качестве глобальной валюты влекут издержки, а геополитические вызовы делают модель уязвимой в будущем.

На самом деле экономический рост – это только одна из возможных точек интереса для тех, кому предстоит прогнозировать и строить будущее. Понятие «развитие человечества» ошибочно заменено «развитием экономики».

Геополитика и геоэкономика

Чтобы глубже понять разнообразие сценариев будущего, следует обратить внимание на более конкретные нарративы, которые пересекаются и дополняются друг другом. Один из наиболее ярких нарративов – неизбежная глобализация, которая повлечет за собой новые проблемы и статьи государственных расходов; второй – регионализация и новый многополярный мир. Параллельно с этим развиваются индивидуальные национальные сценарии: например, Турция строит свою стратегию на основе уникальных экономических и геополитических условий. Кроме того, эксперты называют XXI век «веком Азии»: центр экономической и политической жизни мира вновь смещается туда, где он находился еще полтысячелетия назад.

Новые масштабы и виды взаимодействия будут требовать новых инструментов и содержать новые риски. К этому нужно готовиться, в том числе, говоря о будущем. Хороший футуролог знает, как системно и диалектически соединять разные нарративы в работе для достижения максимально удачного для человечества результата.

Технологический оптимизм

За последние два десятилетия наблюдается замещение традиционных видов бизнеса – нефтяные и финансовые компании уступают место «технологическим» гигантам, которые на самом деле «цифровые» и «компьютерные». С начала нового тысячелетия и роста капитализации технологических игроков такие компании получили власть и влияние как на рынке, так и в общественных трендах. Сегодня человечество во многом полагается на цифровые и компьютерные технологии; и таким образом формируются не только корпоративные нарративы, но и общие представления о будущем. Очень простой пример: такие корпорации, как Apple, Samsung и другие, активно создают концептуальные видеоролики, часто изображающие «офис будущего» и другие утопические образы.

Вывод: в конечном счете единого понимания будущего и предполагаемой работы с ним у ведущих политиков, экспертов и масс-медиа просто нет. Нет даже консенсуса по поводу набора альтернативных сценариев, не говоря уже о том, какой из них более вероятен. Можно сказать, футурологическая работа в мире ведется плохо; но едва ли мы можем себе это позволить сегодня, поскольку в ближайшем будущем мир и процессы в нем будут становиться только сложнее, и глобальные проблемы, которые встанут перед человечеством, будут требовать сложных системных решений.

Качественная практика футурологии необходима в первую очередь для того, чтобы детально моделировать различные сценарии будущего – с учетом возможных рисков, проработкой стратегий по сценариям, анализом вероятностей и т.д. Это включает в том числе и работу с образами будущего, мечтами человечества о нем и стремлениями к лучшей жизни. Но это по-прежнему научная дисциплина, и ее специфика намного сложнее, чем простой расчет экономических прогнозов.

Практика футурологии

В основе футурологии – мышление о будущем, составление прогнозов, математических моделей, использование экспертных знаний и методов коллективной работы. Как и во многих областях работы со смыслами, работа по формированию образов желаемого будущего проводится в несколько этапов, включающих создание моделей будущего, оформление результатов в образы и сценарии, дальнейшее использование этих моделей и сценариев на практике.

Прогнозы вероятностны (рынки предсказаний, такие как Metaculus, Manifold и GJP, присваивают прогнозам количественную меру неопределенности), но даже вероятностные прогнозы годятся как основа для стратегий, в том числе национальных, развития экономики, науки и техники.

Например, сформулированные 20 лет назад в США прогнозы развития цифровых технологий и роботов привели к формированию концепции «сетецентрической войны», запуску программы «Воин будущего», к постановке целевых показателей относительно того, что треть или половина военной техники должна быть автономной. Сейчас прогнозы футурологов по развитию космоса аналогичным образом ставят задачи перед операторами дата-центров, телекоммуникационными компаниями, военными.

Кроме того, существуют предупреждающие прогнозы, которые обозначают большие вызовы, с которыми надо справляться. Пандемии, астероидная опасность, глобальное потепление, восстание ИИ – это прогнозы, на основе которых футурологи ставят задачи для общества.

Футурология в современном виде сформировалась после Второй мировой войны. Опыт крупных государств в организации огромного количества людей для быстрой реализации государственных, научных и технических мегапроектов, таких как Манхэттенский проект, укрепил веру в то, что будущим можно управлять.

Советский Союз ставил перед собой глобальные задачи на десятилетия вперед – восстановление экономики, построение коммунизма, дальнейшее недопущение новой мировой войны – и тем укреплял всеобщий интерес к будущему.

Сформировалась первая плеяда футурологов. Были созданы такие организации, как мозговой трест RAND; проводились конференции и выпускались журналы; прошли Всемирные выставки, ориентированные на будущее (1939, 1964). Интерес к футурологии рос, а параллельно с этим развивалась и зрела научная фантастика, формирующая представление о том, каким будет мир и с чем придется столкнуться человечеству.

В 1960-е годы были созданы многие базовые методы, например, метод экспертных опросов Дельфи. Были запущены долгосрочные программы прогнозирования в Советском Союзе, потом в Японии (NISTEP).

Первое поколение знаменитых футурологов, среди которых Аурелио Печчеи, Бестужев-Лада и многие другие, к сожалению, давно ушло. Современные футурологи больше не ставят перед собой столь амбициозных задач. А сложность мира только продолжает расти, и «туманное будущее» – это уже не то, что человечество может себе позволить.

Кому это нужно?

Футурология нужна тем, кто планирует на многие годы деятельность страны или компании. Это руководители верхнего уровня, федеральные министры, директоры департаментов. Им всем необходима футурология, чтобы любые их прогнозы, стратегии и планы были четко согласованы с реальным миром и его тенденциями развития. Чтобы выбрать, в какой проект вложиться, что ускорить или поменять, нужно иметь прогнозы и модели того, что может происходить параллельно. Скорость и масштаб иных подходов не подходит для принятия сложных решений.

Футурологические результаты должны передаваться дальше в разработку стратегий. Российский федеральный закон о стратегическом планировании, пусть вчерне, но намечает процесс принятия решений – сначала прогноз, потом стратегия. После этого необходима координация как стратегических решений, так и футурологических моделей с учетом подходов и решений других акторов (в том числе других стран), чтобы не повторять чужих ошибок.

Инновационный процесс, т. е. запуск научных проектов, таких как ИТЭР, требует футурологической основы. Тем не менее, это не простой процесс. Например, в Китае программа создания своего пассажирского самолета на основе советских идет уже 40 лет и только сейчас дает первые результаты.

Потребность в понимании различных сценариев можно проследить по спросу. Компании на регулярной основе нанимают тренд-вотчеров, заказывают прогнозы, форсайты и консультации. Но сейчас процесс построен хаотично, в результате чего полученные результаты интеллектуальной деятельности зачастую не качественны и редко приводят к эффективным решениям.

Хорошие примеры

Давайте немного расширим наш кругозор в понимании того, как работает футурология в реальности. Вопрос: есть ли примеры хорошей работы с будущим? Ответ: да, безусловно.

Компания Shell в 1970 году добилась успеха, который в свое время популяризировал сценарное планирование на мировом уровне. Эксперты компании разработали сценарии, в которых предположили геополитические изменения и изменения на рынке нефти. Таким образом, в нужный момент компания оказалась готова к нефтяному кризису.

Компания Exxon в 1970 году спрогнозировала глобальное потепление и его последствия – достаточно верно и точно, но приняла решение вложиться в PR-кампанию по отрицанию изменения климата, а не в разрешение возможных последующих за этим проблем. Это было хорошее долгосрочное научное прогнозирование, но учесть влияние таких событий на общество они не смогли.

Первые модели мира

В этих примерах футурология сработала выгодно для конкретных корпораций. Более того, прогнозирование отдельных сценариев в узконаправленной деятельности работает уже довольно давно, со времен ученых XIX века, таких как Томас Мальтус, Сванте Аррениус и др., чьи прогнозы и открытия значительно повлияли на жизнь и развитие общества. Тем не менее, прогнозы нельзя принимать за стратегии, а комплексная футурология предполагает именно стратегирование и принятие решений в условиях множества альтернативных сценариев.

Яркий пример зарождения серьезной предупредительной футурологии в масштабах мира – это модель «Мир-3», созданная в 1972 году в рамках доклада «Пределы роста» по проекту «Проблемы человечества». Авторы поставили своей целью определить пределы экономического и демографического роста человеческой цивилизации в условиях постепенно истощающихся природных ресурсов. Основная цель создания модели состояла в том, чтобы математически рассчитать, какие сценарии поведения будут наиболее характерными для мировой системы при ее приближении к пределам роста, а также найти наиболее оптимальные (устойчивые) сценарии развития человечества. Модель «Мир-3» впоследствии проверялась в 1992, 2004 и 2012 годах.

Футурология в России

В 1960-е и 1970-е годы в Советском Союзе активно развивалось научно-техническое прогнозирование – в 1963 году появился ЦЭМИ АН СССР (сегодня ЦЭМИ РАН). Футурология работала успешно, и ее результаты активно использовались в развитии государства.

Примерно в 1980-е годы началась подмена понятий, о которой мы говорили в начале статьи: Михаил Горбачев в 1985 году заговорил об ускорении научно-технического прогресса – так называемой «перестройке». Затем наука и техника отошли на второй план, а на первый вышла экономика; затем еще важнее оказалась политика – гласность и демократия. Тем временем, страна оказывалась все ближе к будущему.

В конце 1999 года В. Путин опубликовал свой доклад «Россия на рубеже тысячелетий», где отметил довольно точно такие тренды, как развитие информатики и телекоммуникаций, экологию, социальные проблемы, международное неравенство и т.д. Реализацией намеченной в докладе стратегии занялся Центр стратегических разработок.

Сейчас роль «футуролога» в деятельности государства довольно понятная: экспертов по футурологии регулярно приглашают на консультации и стратегические сессии, иногда предлагают им посты советников, но это скорее символическая деятельность. Иногда советники и государственные деятели сами интересуются футурологией – как, например, Дмитрий Песков в РФ, Доминик Каммингс в Великобритании, Мохаммед бен Салман в Саудовской Аравии и т.п.

Так кто же на самом деле хорошо работает с будущим сегодня? В XXI веке сложно ответить на этот вопрос, сложнее, чем было в XX. Но не невозможно, несмотря на то, что многие мировые компании-гиганты не выносят подобную работу на публику.

«Живые игроки»

Сэмо Бурья, основатель компании Bismarck Analytics и автор книги Great Founder Theory, предлагает такие понятия, как «живые» и «мертвые» игроки. Мы воспользуемся этими понятиями и рассмотрим существующих в наше время «игроков».

Живой игрок – это человек или группа людей, способные делать то, чего они раньше не делали, и находить нестандартные решения.

Мертвый игрок – это человек или группа людей, которые действуют по готовому сценарию и не могут выйти за его рамки.

У «живых» игроков есть эффективная координация в организации, которая позволяет им быстро и качественно реагировать на любые изменения и задачи. Кроме того, у них есть способность накапливать знания и использовать их. Это соединение базового интеллекта, способности решения новых проблем и управленческого ресурса. Часто «живые игроки» маскируются и прячутся, а иногда ведут активную публичную деятельность и транслируются в медиа-пространство.

Один из самых известных и ярких примеров «живого», а затем «мертвого» игрока – Стив Джобс и компания Apple. В 1987 году они создали визионерский концепт Knowledge Navigator – компьютерную систему будущего с компьютерным помощником, который способен разговаривать с пользователем, а затем работали над тем, чтобы постепенно это как-то реализовать. В 1993 году в Apple разработали и запустили в производство экспериментальный Apple Newton – один из первых в мире карманных ПК, который в итоге перестали производить в 1998 году.

Более чем через 10 лет удалось сделать следующую попытку на новом технологическом уровне – в 2007 году появился первый iPhone и принес компании сумасшедший успех. Но после смерти Стива Джобса Apple перестала быть «живым» игроком. Она может расти, но, увы, не создает новое.

Классифицируя игроков, Сэмо Бурья отмечает, что именно новизна действий является показателем. Генеральный директор может обладать большой властью, но при этом просто делать то же самое, что делал и в своей предыдущей компании; в свою очередь, скромный сотрудник может получать мало или вообще работать бесплатно, но при этом прокладывать новые стратегические и/или технологические пути.

«Живые» игроки, очевидно, должны быть заинтересованы в «живой» комплексной футурологии, направленной на реальное будущее мира; а не в формальной имитации, занимающейся точечными прогнозами и PR-деятельностью, игнорирующей системный подход к развитию человечества. Человечеству удастся добиться успеха тогда, когда «живые игроки» – лица, принимающие новые решения, – обратятся к «живым» футурологам. 

Плохой форсайт в России

Действительно ли работа с будущим в России ведется плохо на сегодняшний день? Отвечу на основании своего личного опыта: когда-то я еще не был «ведущим российским футурологом Данилой Медведевым», а только собирался им стать.

Мое создание российской трансгуманистической организации и вообще моя работа как футуролога началась, по сути, с того, что во время европейской поездки в 2002 году я посетил штаб-квартиру ООН в Женеве. Гуляя по книжному магазину, я наткнулся на сборник статей про технологический форсайт, где, в том числе, была статья российского специалиста по форсайту. В англоязычном зарубежном издании он прямо заявлял, что в России деятельность по прогнозированию (по форсайту) носит исключительно ритуальный и символический характер. Футурология здесь нужна просто для подтверждения того, что все хорошо.

Это было начало 2000-х, Центр стратегических разработок тогда только начинал работу, и кое-что удалось сделать, но этого было недостаточно.

Еще тогда я смотрел на разные институты РАН и общался с их представителями. Институт прикладной математики, Институт системного анализа и другие не показали значительных результатов. Мне стало понятно, что на этом уровне я вряд ли смогу что-то изменить, поэтому решил заниматься этой деятельностью независимо.

В какой-то момент Министерство экономического развития ввело обязательный форсайт, и он повсеместно вполне успешно вошел в практику. Но это была все та же символическая деятельность. Сейчас подобными практиками занимаются компании в разных отраслях промышленности. Но принципиально новую деятельность – развитие методов и инструментов, работу в будущем – никто не производит.

Андрей Белоусов инициировал создание структур АСИ и НТИ, там были предприняты попытки создания дорожных карт технологических рынков, инфраструктуры для инновационного развития. Однако в РВК и Сколково ставка была сделана в итоге именно на западную венчурную модель, которая отодвигает футурологию на второй план. Это не дало результатов. В РФ даже в крупнейших технологических организациях, которые делают проекты в масштабе десятилетий, нет внутренней организационной способности сделать или заказать форсайт, с чем я неоднократно сталкивался, когда меня привлекали как эксперта к участию в таких попытках.

Можно сказать, что главная проблема в том, что сам процесс футурологии не поставлен на какие-либо рельсы. Футурология – это не разовое мероприятие (форсайт или стратегическая сессия). Вернее, она не ограничена одним таким мероприятием. Это сложная, растянутая во времени, комплексная деятельность по моделированию будущего.

Представители старой гвардии прогнозистов, которые есть в России сегодня, чаще всего не имеют достаточно ресурсов для того, чтобы охватить вниманием и обработать существующие международные наработки, и поэтому находятся в плену старых моделей 1960-х, 1970-х, 1980-х годов. При этом периодически запросы на осмысление будущего возникают – например, проект «Горизонт 2040», который заказывал Андрей Белоусов группам экспертов; мастерская «Конструирование будущего» на симпозиуме «Создавая будущее» Национального центра «Россия». Также регулярно проводятся такие PR-проекты, как форум-фестиваль «Территория будущего Москва – 2030», не имеющие отношения к футурологии, но просто использующие футурологическую тематику и образы на потеху публике.

В основном это уже хорошо знакомые нам фрагментарные попытки футурологической работы. Футурологии как процесса все еще нет. Следовательно, заблокирован весь потенциал этой дисциплины, и результативность низка.

Плохой форсайт в мире

А как обстоят дела в других государствах и крупных организациях, у отдельных влиятельных личностей?

Все ведущие корпорации и крупные организации так или иначе ведут деятельность, насколько-то связанную с будущим. ООН и ЮНЕСКО продвигают футурологическую грамотность – на сегодняшний день создано 110 лабораторий по футурологической грамотности в 44 странах, кафедры в 30 странах; написаны соответствующие публикации и т.п.

В Швеции есть министр вопросов будущего, стратегии и сотрудничества. В Финляндии существует комитет будущего в парламенте. В арабских государствах в Персидском заливе активно развивают футуристическое направление развития территорий – в наступившем 2025 году планируют закончить первый этап проекта «Неом» (что бы это ни означало в реальности).

Крупные компании в ЕС согласно Зеленому курсу обязаны публиковать свой анализ климатических сценариев – утвержден формат отчетов CSRD, раскрывающих влияние корпоративной деятельности на окружающую среду и общество, а также требование аудита (заверения) сообщаемой информации, и т.д. Требований к работе с будущим действительно много, и они в какой-то степени выполняются.

Есть профессиональные футурологи, которые обслуживают все эти процессы, преподают в институтах и читают лекции на курсах. Существует ассоциация профессиональных футурологов; некоторые даже поднимают вопрос о демократизации навыков – по мнению многих экспертов, навык анализа тренда может развить и использовать любой человек.

Но значительная часть таких комитетов, университетов, кружков и инновационных школ – это коммерческий рынок, обслуживающий платежеспособный спрос. К сожалению, задача полноценной работы с будущим в интересах всего общества и всего человечества не решается. Решается задача поддержания, а в худших случаях – имитации некоего процесса. Для этой цели лидеры стран и корпораций, а часто и научные деятели приглашают экспертов и других научных деятелей, собирают конференции, делают публичные заявления и поддерживают иллюзию деятельности, что возвращает нас к подмене понятий и практически мертвой точке.

Примеров полноценной футурологической работы, соответствующей уровню сложности и масштабу проблем, стоящих перед человечеством, найти трудно. Последние успешные версии устарели на 20 и более лет.

Недостатки текущих подходов к работе с будущим

Почему варианты работы с будущим, описанные выше, неудовлетворительны? Задача футурологов – прогнозировать разные сценарии будущего и выбирать определенное направление, в котором надо действовать, чтобы воплотить лучшие из возможных сценариев. Во многих случаях вместо этого ведется работа по сбору данных, повторяются провалившиеся сценарии, перерабатываются устаревшие стратегии.

Но если мы хотим пересечь реку, нам не нужно вечно описывать берег, нас интересует брод, мост, тоннель или узкое место, где можно реку перемахнуть на лиане. Разумеется, нам больше всего нужен хороший мост. Его нужно искать, а иногда даже строить.

В современном мире есть какое-то количество сильных, активных игроков, которые разрабатывают передовые технологии и мощные социальные решения. Джимми Уэллс создал Википедию, экспериментируя с тем, как глобальное сообщество может собрать и структурировать знания. Такие компании, как «Росатом», развивают энергетику; Илон Маск и SpaceX облегчают нам выход в космос.

Эти проекты основаны на каких-то отдельных хороших решениях или догадках, а иногда просто на экспериментах. Практически никогда такие проекты не основаны на изначальном понимании будущего и его возможностей.

Почему такой подход недостаточен? Потому что процент успешных проектов в таком случайно-инновационном подходе в действительности очень маленький. Глобально это проявляется как снижение эффективности науки и инноваций. Так, по мнению футуристов, компьютеры и персонализированные образовательные траектории должны были привести к новому ренессансу в образовании (проекты от Dynabook до OLPC). Но уровень навыков счета, чтения, решения задач в последние годы снижается практически во всех странах (тесты PISA и др.). В итоге Швеция с 2025 года переходит обратно от электронных учебников к бумажным.

Прогресс? Отсутствие хорошей понятной картины будущего и нормальных процессов работы с будущим приводит к тому, что весь прогресс человечества сводится к отдельным успешным случаям. Человечеству этого недостаточно.

Макропроцессы

Мы предлагаем читателю взглянуть на ситуацию немного издалека и оценить масштабы процессов, через которые человечество переходит от настоящего к будущему.

Мир, в котором мы живем; мир, который отчасти создан человеком, – сложен и многообразен. Будущее еще сложнее. Человек разумный способен моделировать себя и небольшой кусочек мира вокруг, но в наше время уровень сложности требует намного больше. Однако эту сложность все еще можно понять, структурировать и изложить.

Модель «Мир-4» как фундамент для футурологического моделирования (Данила Медведев, 2019–2022)

Недостаточно просто сгруппировать и категоризировать темы и тренды. Модель мира выделяет фундаментальные элементы мировой системы человеческой цивилизации, за которыми необходимо следить именно как за системой, охватывая вниманием не только отдельные части, но и весь комплекс целиком, включая зависимости между элементами.

Почему в общественном сознании или в поле интереса экспертов нет моделей будущего? Вероятно, главная причина в том, что понять и упростить сложную систему труднее, чем просто добавить в нее еще одну идею. Мы живем в мире не только информационной, но и смысловой перегрузки. Возможно, нужно цензурировать часть информации о будущем, чтобы освободить место в сознании для глубокого интереса к важным и сложным идеям.

Последствия плохого форсайта

Чтобы помочь прочувствовать важность качественной футурологической работы, опираясь на модель мира, обозначу конкретные риски плохой (недостаточной, фрагментарной, частной) футурологии.

Если в футурологии не затрагивается тема усиления человеческого интеллекта и перестройки организма, если не создаются проекты в этом направлении, то либо искусственный интеллект нас поработит, либо мы застрянем в вечной пропаганде лонжевити и антистарения на фоне десятков (скоро – сотен) миллионов смертей ежегодно.

Если не легитимизировать общественную перестройку – не решать задачи перехода к новой формации, отхода от капитализма и потребительской экономики, построения утопии, то капитализм приведет нас к довольно плачевным последствиям (возможно, при помощи искусственного интеллекта).

Если мы не проведем критический анализ работы институтов науки и образования, медиа, если не поймем, что современный человек обладает не большим доступом к знаниям, чем в прошлом, а только имеет доступ к развлечениям, то мы можем упустить момент, когда будет пройдена точка невозврата.

Если мы не сможем оглянуться на последние 50 лет и признать, что цифровая компьютерная революция оказалась неудачной, то мы с большой вероятностью обречены верить в потенциал NFT и Metaverse с генеративным искусственным интеллектом.

Если мы не переведем футурологию в проективную сферу, где главы крупнейших стран и корпораций-гигантов будут делиться в январе каждого года своими соображениями о том, как они собираются приблизить наступление утопии, а в конце года подводить итоги для сравнения, то мы не поймем, кто на самом популяризирует непрекращающийся экономический рост и какие механизмы в экономике, социуме и политике делают этот рост обязательным и вынужденным. Человечество очень скоро исчерпает ресурсы и погибнет. В хорошем варианте это произойдет на нашей планете, а в плохом – пострадает и вся Солнечная система.

Если мы будем относиться к освоению космоса как к еще одной области венчурных инвестиций, не основываясь на этическом и идеологическом фундаменте русского космизма (Циолковский, Вернадский), то космическая экспансия может ощутимо замедлиться, а возможно, и вовсе прекратиться.

Футурология должна объединить усилия со следователями, чтобы понять, кто продает нам те или иные истории про будущее и почему они оказываются глобальным мошенничеством снова и снова, даже тогда, когда речь идет о трансформационных технологиях цивилизационного масштаба, которые должны быть созданы.

Ну и, наконец, в единую модель должны быть сведены альтернативные схемы и сценарии работы мировой энергосистемы и ее развития. Футурология должна пересмотреть свое отношение к климатической и экологической проблеме, рассматривать ее не как один из рисков, а как срочную задачу, требующую определенных немедленных действий, в том числе в разработке моделей, прогнозов, стратегии и координации различных игроков. Сейчас же проект борьбы с изменением климата в значительной степени контролируют не футурологи, а лоббисты нефтегазовой отрасли.

Все это можно исправить. При поддержке сильных живых игроков футурологи могли бы сыграть намного более конструктивную роль в построении будущего человечества.

©«Новый оборонный заказ. Стратегии» 
№ 1 (90), 2025 г., Санкт-Петербург