Подготовил Иван Жужгин
Понятие «геополитика» и первые теории, которые описывали влияние ландшафта на политику государств, появились на рубеже XIX–XX века. По своей сути геополитика исходит из простого и понятного тезиса: политика и география в самом общем смысле находятся в состоянии взаимного влияния. При этом большую часть своей истории именно влияние географии на политические процессы рассматривалось как ключевое.
О чем речь
Слово «геополитика» и производные от него сегодня все чаще встречаются в речах политиков, лидеров мнений и журналистов по всему миру. В России нынешний конфликт иногда интерпретируется как «геополитическое противостояние с коллективным Западом», а политику на постсоветском направлении обосновывают «геополитическими интересами», которые присущи России. В Евросоюзе геополитическая риторика также проникла в официальный дискурс. Так, председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен окрестила свой кабинет «геополитическим», указывая на рост вызовов, с которыми столкнулся ЕС с разных сторон.
Об этом говорят
«Сама по себе война, развязанная против нас, это геополитическая война... Убирают конкурентов. И именно так мы рассматриваем эту ситуацию».
Сергей Лавров, министр иностранных дел России
«Нужно было и нашим партнерам понять, что у такой страны, как Россия, есть и не может не быть своих геополитических интересов»
Владимир Путин, президент России
«Мы стали свидетелями запоздалого рождения геополитической Европы. В течение многих лет европейцы обсуждали, как сделать ЕС более надежным и безопасным. Мы, возможно, продвинулись по этому пути дальше, чем за предыдущее десятилетие»
Жозеп Боррель, верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности
«Сегодня тема, связанная с российско-украинскими отношениями, стала частью большой [политики] или, как говорят теперь, геополитики. И одной из целей этой геополитики является ослабление России, которая стала сильной, реально могучей страной. Но как же гадко и подло для осуществления этих геополитических целей использовать братский народ!»
Патриарх Кирилл
«Геополитика выше, чем идеология, и даже полностью переняв у наших геополитических врагов их политическую и ценностную систему (демократию, либерализм, рынок и т.д.), геополитического напряжения мы не снимем, оно никуда не исчезнет»
Александр Дугин, философ
На самом деле
По своей сути геополитика исходит из простого и понятного тезиса: политика и география в самом общем смысле находятся в состоянии взаимного влияния. При этом большую часть своей истории именно влияние географии – характера рельефа, полезных ископаемых, положение относительно морей и т.д. – на политические процессы рассматривалось как ключевое.
Понятие «геополитика» и первые теории, которые описывали влияние ландшафта на политику государств, появились на рубеже XIX–XX века под влиянием трех важнейших тенденций своего времени. Во-первых, конец XIX века стал пиком империалистической гонки крупнейших держав своего времени. Германия, в которой и зародилась так называемая классическая школа геополитики, сформировалась как единое государство позже других европейских империалистических держав, поэтому она особенно нуждалась в некоем «научном» знании, которое бы обосновывало легитимность ее претензий на колонии. Такое знание и предоставила геополитика. Чуть позже, в начале ХХ века, свои геополитические теории предложили английский географ Хэлфорд Маккиндер и американский военный и историк Альфред Мэхан.
Во-вторых, идеологической подпоркой империалистической борьбы и, как следствие, геополитики стало перенесение принципов эволюции, разработанных Чарльзом Дарвином, на общественные отношения, что получило название социального дарвинизма. Этот взгляд не просто оправдывал хищническое поведение государств, но представлял его как естественное, а потому моральное стремление пройти «естественный отбор».
В-третьих, во второй половине XIX века популярность приобрела концепция географического детерминизма – взгляда, согласно которому географическое положение предрасполагает общества и государства к определенным траекториям развития.
В основу немецкой геополитики легла так называемая органическая теория государства, в соответствии с которой государства развиваются подобно биологическим организмам – они рождаются, растут или сжимаются, поглощают более слабые государства или умирают. Лучше всего этот взгляд выражен в «Семи законах экспансии» Фридриха Ратцеля. Именно в рамках немецкой геополитики появилось понятие Lebensraum (жизненное пространство), которое позже было перенято нацистами.
Увлеченность геополитикой со стороны нацистской Германии сделало это направление мысли фактически табуированным во второй половине XX века. Своим возрождением геополитика во многом обязана французскому географу Иву Лакосту, который, однако, отчистил ее от географического детерминизма и рассматривал как способ изучения борьбы государств за территории. Вместе с этим, новый рост популярности геополитики был обусловлен Холодной войной. Главными «популяризаторами» геополитики стали американские политики и теоретики Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер, однако они основывались не на немецкой, а на англо-американской традиции геополитики, представленной Маккиндером и Мэханом.
Маккиндер разработал теорию, в которой ключевую роль играл так называемый хартленд – часть Евразии, примерно совпадающая с территорией Российской империи. По мнению Маккиндера, из-за обилия природных ресурсов хартленд представляет собой важнейший регион мира, однако из-за его труднопроходимости оптимальный путь транспортировки ресурсов из него лежит через Восточную Европу. Таким образом, именно контроль над Восточной Европой является ключом к контролю над миром.
В контексте Холодной войны и американо-российских отношений после нее американские стратеги использовали переработанную теорию Маккиндера для объяснения ключевой роли Европы в отношениях между двумя странами. Так, Збигнев Бжезинский известен своими высказываниями о роли Украины для России: «Россия может быть либо империей, либо демократией, но не тем и другим одновременно… Без Украины Россия перестает быть империей, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически превращается в империю».
Дискуссия
Ключевой поворот в дисциплине произошел в конце 1980-х – начале 1990-х годов, когда геополитика подверглась ревизии со стороны критических географов. Такие ученые, как Саймон Долби, Джерард Тоал и Джон Эгню, перевернули геополитическую аргументацию с ног на голову. В духе постмодернистской подмены означаемого означающим они представили геополитику как дискурс, который сам по себе влияет на то, как политики видят мир. Другими словами, с их точки зрения, не география определяет политику, а политика играет ключевую роль в том, как интерпретируется география. Например, можно представлять мир как «шахматную доску», на которой великие державы соревнуются в игре с нулевой суммой, а можно – как поле сотрудничества, где страны выигрывают от взаимодействия и партнерства.
Эти интерпретации не «объективные», а активно конструируются через поп-культуру, медиа-пропаганду, выступления политиков, тексты политологов и т.д. Сам способ говорения о международной политике вносит вклад в то, как мы видим международные отношения. Например, очень распространенным способом представления пространства международной политики стало понятие «мировая арена», которое само в себе несет конфронтационные коннотации. Говоря о «мировой арене», мы непреднамеренно участвуем в воспроизводстве определенной картины мира, в которой государства находятся в состоянии перманентного противоборства.
Сегодня основные дискуссии в академической среде вокруг геополитики связаны именно с изучением того, как геополитический дискурс используют государства и другие международные акторы, в какой момент и зачем они обращаются к геополитике, как этот дискурс «считывают» граждане и как он отражается в культуре.
Это важно
В рамках геополитики сформировались несколько других субдисциплин, связывающих географию с другими областями. Одной из таких, например, можно назвать геостратегию, которая направлена на определение средств и методов для достижения геополитических целей той или иной страны. Различие геополитики и геоэкономики схоже с разницей между дисциплинами международных отношений и внешнеполитического анализа. Если геополитика склонна рисовать глобальные нарративы (например, делить мир на «страны суши» и «страны моря»), то геостратегия – это инструмент внешней политики конкретного государства.
Еще одна субдисциплина – геоэкономика, предполагающая изучение того, как экономические инструменты могут помочь в решении геополитических задач. «Образцовым» примером геоэкономической логики можно считать китайскую инициативу «Пояса и пути» – масштабный инфраструктурный проект, соединяющий Китай и Европу через сухопутный и морской пути.
В сухом остатке
Критики геополитики справедливо отмечают, что она представляет крайне расчеловеченную картину мира. В ней политика представляется не как результат человеческого взаимодействия, а как объективная сила, детерминирующая ту или иную позицию страны. Талантливый политик в такой картине мира – не тот, кто умеет договариваться и искать точки соприкосновения, а тот, кто сумел правильно опознать «геополитический интерес» своей страны и действует соответственно ему.
Возврат геополитики, таким образом, представляет собой упрощение политики, сведение ее к набору «закономерностей», которые сужают пространство диалога, что симптоматично во времена международной напряженности.
Что почитать
- Ронен Палан, Брук Блэр Об идеалистических истоках реалистической теории международных отношений
- Robert Skidelsky The costly return of geopolitics
- Игорь Смирнов Геополитика вчерашнего дня
©«Новый оборонный заказ. Стратегии»
№ 5 (82), 2023 г., Санкт-Петербург
