Новый оборонный заказ. Стратегии
Новый оборонный заказ. Стратегии
РУС |  ENG
Новый оборонный заказ. Стратегии

Мы и они. Часть 2: Как идентичность попала в международные отношения

Автор Иван Жужгин 

Интерес к вопросам идентичности, возникший как в научной среде, так и в сообществах политических активистов во второй половине прошлого века, не обошел стороной и науку о международных отношениях, хоть и с изрядной долей запоздания. Некоторые ученые называют идентичность основным понятием, вокруг которого в той или иной мере проходили главные дебаты в теории международных отношений (ТМО) в 1990-х годах.

 

Своей популярностью идентичность обязана кардинальному сдвигу в ТМО, который произошел в конце 1980-х – начале 1990-х годов, когда под сомнение были поставлены ключевые аксиомы международных отношений, на которых эта дисциплина покоилась весь XX век. Одной из таких аксиом была позитивистская методология – представление о том, что изучать необходимо только эмпирически доступные, объективные и наблюдаемые факты и явления. В области международных отношений к таким относятся, например, географическое положение, население, размер экономики, военная мощь и т.д. Позитивизм стремился приблизить изучение международной политики к точной науке насколько это возможно, полагаясь на количественные данные и статистический анализ.

Другой аксиомой служила перенятая у экономистов «теория рационального выбора». Согласно этой теории, государства представляют собой рациональных акторов, которые четко осознают свои интересы и возможности для их реализации и действуют согласно логике максимизации собственного блага путем наименьших издержек.

Оба этих положения во второй половине ХХ века были проблематизированы учеными-международниками, которых позже назвали пост-позитивистами. С их точки зрения, фокус на наблюдаемых фактах слишком ограничивает исследовательское поле международника. Дело в том, что «объективный мир» неизбежно проходит через субъективный взгляд участников международных отношений, благодаря чему одни и те же события, действия и факты могут интерпретироваться совершенно по-разному.

Хорошей иллюстрацией этого положения может служить приведенный антропологом Клиффордом Гирцем пример с «моргнувшим человеком». На уровне объективного наблюдения тот факт, что человек моргнул, сам по себе не значит ничего. Вместе с тем, на субъективном уровне моргание может означать множество вещей: простой механический акт, подмигивание, нервный тик и т.д. То же самое касается мира политики, где одни и те же действия могут восприниматься совершенно по-разному. Помимо сугубо материальных «объективных» фактов, не меньшую роль играют разделяемые разными государствами представления об этих фактах, которые формируются во взаимодействии, то есть интерсубъективно.

Более того, критике подверглась и теория рационального выбора. Одной из претензий к ней стала предпосылка о существовании некой универсальной рациональности, применимой в одинаковой степени ко всем участникам международных отношений. На деле два государства со схожими интересами могут значительно различаться в своих действиях, потому что их понимание рационального поведения опосредуется совокупностью исторического опыта, сложившимися в обществе ценностями, традициями и т.д.

 

Идентичность внутри и снаружи

Именно это имел в виду исследователь Тед Хопф, написав, что «любая внешняя политика начинается дома». Понятие идентичности стало одним из таких нематериальных факторов, который показывает, как представления группы о самой себе и своем отношении к внешнему миру влияет на принятие внешнеполитических решений.

 

Для того чтобы понять советскую и российскую внешнюю политику, изучение того, что читают москвичи в метро, имеет не меньшую важность, чем чтение архивов Министерства иностранных дел

Тед Хопф, политолог

 

В своей книге «Социальное конструирование международной политики» Хопф пытается воссоздать советскую и раннероссийскую идентичность, анализируя широкий спектр источников: от ежедневных газет, художественной литературы и телепередач до школьных учебников, академических статей и памятников. Автор исходит из того, что смыслы, формирующиеся в обществе, влияют на политические решения по двум причинам. Во-первых, представители элиты – это часть народа, они потребляют те же культурные продукты и потому являются носителями тех же укорененных смыслов и идей. Во-вторых, нуждаясь в легитимности, элиты так или иначе должны опираться на представления граждан о себе, о должном, о верном и неверном, и т.д.

Позже, взяв за основу эти теоретические наработки, Хопф и его единомышленники создали проект Making Identity Count (MIC), в рамках которого с определенной периодичностью анализируют идентичности десяти крупных стран: США, Великобритании, России, Франции, Китая, Японии, Бразилии, Германии, Италии и Индии. Цель этого проекта заключается в регулярной каталогизации совокупности смыслов, которые определяют смысловой облик стран и, с точки зрения авторов, влияют на принимаемые на международной арене решения.

Поскольку совокупность смыслов, формирующая идентичность стран, находится в состоянии непрерывного изменения, исследования покрывают восемь периодов: 1950, 1960, 1970, 1980, 1990, 2000, 2010 и 2020 годы. Например, согласно отчету за 2000 год (последний доступный отчет по России), доминирующий дискурс российской идентичности в тот период был сосредоточен на технократической модернизации по европейскому образцу, а ключевыми ценностями как в массе, так и элитах были высокие стандарты жизни, экономический рост, а также демократия и верховенство закона.

Еще один способ взглянуть на проблему идентичности в международных отношениях связан не с «поиском» идентичности внутри государства, а с ее формированием в процессе взаимодействия с другими государствами. Один из наиболее авторитетных авторов, представляющих такую линию мысли, – американский ученый Александр Вендт, который пытался положить понятие идентичности в основу своей системной теории. Вендт оппонировал влиятельной в ТМО теории структурного реализма Кеннета Уолца. Последний пытался разработать универсальную теорию международной политики, согласно которой поведение государств зависит от конфигурации международной системы, основанной на распределении ресурсов и балансе сил между государствами.

Согласно Вендту, государства действуют по отношению друг к другу, основываясь не столько на том, какие материальные возможности они имеют, сколько на том, какое значение они для них представляют. Эти значения и определяются идентичностями. Само распределение сил в таком случае мало говорит о действиях государств. «Военная мощь США имеет разное значение для Канады и для Кубы, несмотря на их схожие “структурные” позиции, так же как и британские ракеты имели для США иное значение, чем советские ракеты», – пишет Вендт.

Таким образом, «распределение идентичностей» оказывается столь же важным, что и распределение сил.

 

Распределение сил может [влиять] и влияет на политику государства, но это влияние зависит от взаимных представлений и ожиданий, которые разные государства имеют относительно друг друга. Если общество «забывает», что такое университет, полномочия и практики профессора и студента прекращают существование. Если бы Соединенные Штаты и Советский Союз решили, что они больше не враги, холодная война бы тут же закончилась

Александр Вендт, политолог

 

Как и у Хопфа, один из ключевых моментов теории Вендта заключается в том, что идентичности не остаются неизменными, но поддерживаются и эволюционируют в процессе взаимодействия с другими государствами. Мысль о том, что отношения между государствами зависят в значительной степени от того, как они воспринимают друг друга, и от разделяемых ими общих представлений и идей, лежит в основе одного из направлений, где активно используется понятие идентичности, – исследования безопасности (security studies).

Многие современные международные конфликты, будь то кризис вокруг Карабаха, Украины или Палестины, на первый взгляд, имеют под собой сугубо материальное основание – территориальный спор. Именно контроль над территорией постулируется как главный фактор обеспечения безопасности.

При более глубоком рассмотрении, однако, становится очевидно, что все они так или иначе имеют в своей основе конфликт идентичностей. Именно этот фактор делает их крайне сложными для разрешения – любые уступки той или иной стороны в такой ситуации воспринимаются не просто как необходимая мера на пути к миру, а как удар по коллективному самосознанию. Например, территория, которую армяне называют Арцахом, а азербайджанцы – Карабахом, не только имеет «геополитическое» значение для обеих стран, но и укоренена в идентичности через фольклор, исторические нарративы, мифы и т.д.

Изменение статуса таких территорий требует не только политической воли, но также предполагает работу на уровне символической политики, которая всегда оказывается крайне сложной. В противном случае реваншистские настроения, неизбежно тлеющие в обществе, рано или поздно могут привести к новому раунду военного противостояния.

 

Вы можете дочитать этот и другие материалы сайта, оформив подписку.